я?
Девушка, разгуливающая по улице в пижаме и босая, ни капли не вызывает подозрений.
Все же приходится расплатиться кольцом, но, если бы не этот шаг, я бы не стояла сейчас на пороге родительского дома.
– Александра Степановна? – самый молодой охранник откровенно таращиться на меня.– С вами все в порядке?
Пытаюсь сохранить лицо и натягиваю улыбку.
– Все отлично. Отец дома? – бросаю взгляд на наш особняк и непроизвольно морщусь.
– Да, они с Кларой Савельевной недавно вернулись, – наконец, молодой человек берет под контроль свои эмоции и отступает в сторону, предоставляя мне проход.
Гордо вскидываю голову и прохожу мимо. Ноги уже горят от шершавой поверхности асфальта. Мне хочется поскорее поговорить с отцом и погрузиться в горячую ванну. Смыть с себя прошедшие дни, вычеркнуть недоразумение по имени Гордей Хрензнаеткакпофамилии.
Толкаю дверь и вхожу в светлый холл. Прислушиваюсь к звукам из кабинета отца и понимаю, что он занят разговором по телефону. Чтобы не терять время, иду прямиком туда. Легонько стучусь в темную массивную дверь.
– Да, – от властного голоса отца становится не по себе.
Одергиваю футболку и делаю успокоительный вдох.
– Привет, пап.
Отец резко вскидывает голову и удивленно смотрит на меня. Словно призрака видит. Да словно впервые МЕНЯ видит.
– Саша? – его глаза мечутся по комнате, и я замечаю, как он стискивает ручку.– Что ты тут делаешь?
Несколько секунд я не знаю, что ему ответить. Да нет, я не ошиблась дверью. Передо мной сидит отец, разве что седины немного прибавилось, но это он за меня волновался, ясно же. Губы сжимаются и превращаются в две тонкие нити, отчего лицо становится резче и суровее.
– Вообще-то, я здесь живу, пап, – медленно прохожу вглубь кабинета и падаю в широкое кресло напротив отца.
Помню, всегда любили играть здесь с Киром. Боялись до трясущихся коленок, но раз за разом проникали сюда, пока отец был на очередной встрече.
– Я просто, – голос отца садится, и он нервно дергает воротник светлой рубашки, – думал, что ты проводишь время с молодым человеком.
Одуреть! На моих глазах непоколебимый Степан Иванов краснеет, словно мальчишка. В последний момент захлопываю рот, чтобы челюсть осталась на месте.
– Па-а-а-а-а-а-ап, – наклоняюсь над столом и вглядываюсь в родное лицо, – с каким еще молодым человеком? И неужели тебя мой внешний вид не смущает?
Отец окидывает меня равнодушным взглядом и отводит глаза.
– Ты уже взрослая, Сань. Не мне тебя учить, как честь беречь. Это мать тебе с малых лет вбивала.
– Пап!– рявкаю я, обойдя стол, и уже в открытую нависаю сверху.– Что происходит?
Лицо отца меняется за долю секунды, а мое сердце проваливается вниз. Передо мной по щелчку пальцев возникает тот самый жесткий бизнесмен, которого мы с Киром всегда боялись.
– Сядь на место. Не нужно меня тут своим мнимым авторитетом давить, – в его голосе сталь, которая режет больнее острого лезвия.
Пячусь назад и сажусь. Внутренний голос вопит во всю глотку, что надвигается беда, но я не могу ничего поделать.
– Что происходит? – уже тише спрашиваю я, устремляя взгляд на письменный стол отца.
Я знаю каждую царапинку на нем: любила рассматривать этот предмет мебели. Представляла, как вырасту и тоже буду сидеть за таким.
– Дочка, завтра ты выходишь замуж за…
– Что? – вскакиваю на ноги, и моя робость летит в трубу.– Какое еще замуж? За кого?
Взгляд отца замораживает внутренности и приковывает к полу. Давит бетонной плитой на плечи, но я собираю все силы в кулак, чтобы не упасть перед отцом на колени. От этого груза.
– Дай мне все сказать, а потом вываливай на меня свои вопросы.
Вот он вроде не кричит, не стучит ногами, не брызгает слюной. Но от такого его тона становится невыносимо…страшно. Хочется бежать без оглядки, прятаться под одеялом, подавлять ужас, который сейчас течет по венам вместо крови.
Папа запускает пальцы в тронутые сединой волосы. Встает и подходит к окну. Я считаю удары сердца, чтобы хоть как-то успокоить бурю внутри.
– Завтра ты выходишь замуж за надежного человека. Мы недавно обсудили этот вопрос с Гордеем, и твоя кандидатура его устроила. Ему нужна жена, чтобы появляться на многочисленных приемах. А мне нужен такой партнер, как Бессмертный. Ты явно видела его по телевизору. Он сейчас влиятельнейший человек нашей области, и глупо было упускать такую возможность. Тем более что у меня в последнее время дела не очень клеятся. А он предложил объединить наш бизнес в обмен на ваш брак. Дочь…
– И ты согласился? – я каменею от слов отца, впиваюсь ногтями в ладони и прикусываю губу, снова ощущая вкус крови во рту.– Вот так просто?
Голос дрожит, в глотке образовывается комок размером с планету. Я боюсь моргнуть и желаю это сделать, чтобы все произошедшее оказалось сном. Но не помогает.
Сколько бы я ни моргала. Я все еще в кабинете отца, стою возле стола и смотрю на напряженную фигуру родителя.
– Не просто, дочка, – отец выдыхает и словно стареет на глазах.– Это было непросто…
– А мама? – снова перебиваю его и обхватываю себя руками.– Что она говорит?
Отец сокрушенно качает головой, и я сразу все понимаю.
– Мама не знает всей критичности положения. Она думает, что ты в курсе и ты согласна. Сань, ну ты же знаешь, что маме нельзя волноваться! Я не смогу ее опять вытащить из депрессии.
– А как же я, пап? – обреченно выдыхаю и сглатываю.– Что мне-то делать?
Я снова падаю в кресло и обхватываю себя руками. В голове пустота, в груди разрастается черная дыра, которая может засосать все вокруг. В кабинете слышится только тиканье часов и наше дыхание. Каждый молчит о своем.
– Сань, – голос отца теплеет, и он подходит ко мне, выдергивает из кресла, прижимает к твердой груди, – ну немного потерпи. Годик, и потом разведетесь.
– Годик? Пап, он спер меня с моего дня рождения и увез к себе в дом. Он ненормальный.
Мой голос глушит рубашка отца, но его родной запах успокаивает расшатанные нервы. Позволяю себе побыть маленькой и слабой девочкой. Отец притягивает меня еще ближе и зарывается носом в волосы.
– Он просто хотел с тобой познакомиться поближе. Я знаю, он довольно жесткий. Но он не причинит тебе вреда, я все узнал про него, дочь. И не отдал бы тебя в плохие руки. Просто дай ему шанс. Ради нашей семьи.
В голосе отца проскакивает мольба, и это задевает за живое. Заставляет вслушаться в его тихое бормотание.
– Все настолько
