— Я ни хрена не говорил!
Он отшатывается назад, а затем качает головой, издавая грубый смех.
— Ты должен был прикрывать меня.
— И ты должен был знать, что нельзя, блядь, трогать ее! — заявляю в ответ.
— Если бы ты позволил мне трахнуть ее…
— Ты имеешь в виду изнасиловать ее? — поправляю его. — Блядь, Мэтт! О чем, черт возьми, ты думал? Воздержание — часть нашей клятвы до выпускного года, когда мы получаем избранную. Если бы я сказал Линкольну, что ты собирался изнасиловать женщину, тебя наверняка лишили бы титула Лорда.
Мэтт проводит руками по волосам, испуская разочарованный вздох.
— Я не знаю, чувак. Мы с Блейкли поссорились…
Я фыркнул, прерывая его.
— Ты поссорился со своей девушкой и решил нарушить приказ Лордов? Они тебя выгонят!
— Я в порядке! — отмахивается он от меня. — Что Линкольн хотел сказать тебе после моего ухода?
Он упоминает только Линкольна, а это означает, что он не знает, что для разговора со мной привели другого человека.
— Я не сдавал тебя, — я избегаю его вопроса.
— Ну и что же ты, блядь, сказал? — Мэтт огрызается.
— Это не твое собачье дело, — я поворачиваюсь к нему спиной, прекращая этот разговор.
Он хватает меня за рубашку и вытаскивает из ванной обратно в спальню. Я разворачиваю тело, и мой кулак сталкивается с его челюстью.
— Не трогай, блядь, меня, Мэтт! — рычу я, сжимая и разжимая руку, чувствуя, как она уже начинает опухать от удара.
Потирая челюсть, он подходит ко мне, грудь к груди, и я наклоняю свою, готовый выбить из него дерьмо, когда он говорит:
— Если я узнаю, что ты меня наебал, я тебя прикончу, Раят.
Я улыбаюсь на это.
— Хотел бы я посмотреть, как ты попытаешься.
С этими словами он поворачивается и выходит из моей комнаты, хлопнув дверью.
БЛЕЙКЛИ
Пятница, и я лежу в своей кровати и смотрю фильм ужасов на Netflix, прокручивая свою страницу в социальных сетях. Не увидев ничего интересного, закрываю приложение, размышляя о своем пребывании в университете Баррингтон с тех пор, как две недели назад начались занятия.
Я больше не сталкивалась с дерьмом. Но Мэтт ведет себя странно с тех пор, как я ворвалась в библиотеку, требуя ответов. Которые он мне не дал. Он постоянно вспоминает Раята. Каждый день спрашивает меня, видела ли я его или разговаривала ли с ним. Когда отвечаю, что нет, он говорит «хорошо», но я вижу по его глазам, что Мэтт мне не верит. И это начинает меня беспокоить. Я никогда не изменяла ему раньше, даже не флиртовала с другими парнями, поэтому тот факт, что он сомневается в моей верности, выводит меня из себя.
Это я умоляю его о сексе, а он мне отказывает. Всегда говорит мне, что обещал моим родителям, что мы будем ждать нашей брачной ночи. Это полная чушь. Кто, черт возьми, ждет в наше время? Мы дурачились, но он всегда останавливал это до того, как все заходило слишком далеко, оставляя мое тело молить о большем.
— Мы уходим, — заявляет Сара, входя в мою спальню и опускаясь на край моей кровати.
— Но…
— Никаких «но», — она качает головой. — Мы только и делали, что сидели дома, а я уехала из Техаса не для того, чтобы все время сидеть дома. К тому же, Мэтт уехал из города. — Она подмигивает мне.
Он уехал домой на выходные. Я хотела спросить, почему тот не пригласил меня, но мне не хотелось видеть своих родителей, поэтому я промолчала.
— Причем тут это?
— Ты сможешь расслабиться и повеселиться без того, чтобы он обвинил тебя в желании трахнуть Раята, — подруга подслушала несколько наших споров за последние пару недель. Стены в нашей квартире слишком тонкие. А может, мы просто слишком громко ругаемся.
— Пожалуйста, — она прибегает к мольбам, когда я остаюсь в постели, просто глядя на нее. — Только на этот раз… Это всего лишь одна вечеринка.
Прошло уже много времени с тех пор, как я устраивала с ней девичник. Мэтт никогда не был большим поклонником Сары. Он говорит, что она слишком флиртует со всеми. И на протяжении многих лет открыто выражал свою ненависть к ней. Когда мы все возвращались домой в Техас, парень всегда появлялся или строил планы для нас со своими родителями, так что мне приходилось отменять свои с ней. Она никогда не сердилась на меня за это. Забавно, что я только сейчас заметила, что он так поступает.
— Ладно, — рычу я, сбрасывая с себя одеяло. Мне действительно хочется выйти и повеселиться. — Мы узнаем, что означает это избранное дерьмо, — добавляю я.
— Да! — она вскакивает на ноги. — Я пойду, оденусь. — Выбегая из моей комнаты, она кричит через плечо: — Надень что-нибудь распутное.
Я смеюсь, заходя в свой шкаф.
Час спустя мы подъезжаем к открытым воротам у дома Лордов. Он находится примерно в пятнадцати минутах езды от кампуса Баррингтон по двухполосной дороге. В свое время это была гостиница, которую им подарили. Все члены должны жить в этом доме во время обучения в колледже. Мэтт переехал сюда на первом курсе. Вам здесь не рады, если только они не устраивают вечеринку. В противном случае ворота закрыты, и территория дома не доступна для посторонних.
По обе стороны ворот стоят двое мужчин в черных плащах и белых масках, напоминающих скелеты.
В конце длинной и извилистой дороги появляется здание. Отремонтированный отель высотой в пять этажей с большими окнами. Белый кирпич с черными ставнями придает ему вид здания, предназначенного для богатых людей. Шесть колонн украшены черной гирляндой, обвивающей их сверху донизу. На земле стратегически расположены прожекторы, освещающие место проведения вечеринки.
Здесь есть большая круглая площадка с прудом посередине с фонтаном по обе стороны и белой арочной дорожкой через центр. На ней стоят мужчины и женщины с напитками, некоторые курят сигареты.
Припарковавшись на парковочном месте слева, мы выходим из машины.
— Ты уверена, что мы приглашены? — спрашиваю я.
— Конечно, — она отмахивается от меня. — Все приглашены.
— Но Мэтт никогда не разрешал мне приходить сюда.
Даже на вечеринки. Он говорил, что хотя я вне зоны доступа, ему не хочется даже видеть меня рядом с членами клуба. Я никогда не понимала, что он имеет в виду, и когда спрашивала, тот злился, взрывался на меня, а потом избегал встреч несколько дней.
Изнутри дома слышна песня «Make Hate to Me» группы Citizen Soldier.
Обе стеклянные двери широко распахнуты, и мы заходим внутрь. Мраморные полы, дорогой декор и артефакты заставляют меня открыть рот. Я выросла в окружении денег. Мой отец владеет многомиллиардным бизнесом. Моя мать не так богата, как отец, но она известна на весь мир своими показами в купальниках. Так они и познакомились. Однажды он увидел ее фотографию и пролетел полмира только для того, чтобы купить ей кофе. Через три месяца они поженились. Я родилась через шесть месяцев. Почти уверена, что моя мама залетела в ту первую ночь специально — ловушка для богатого мужчины. Потом, когда я родилась, они остановились. Я всегда умоляла о брате или сестре. Не то чтобы это отнимало у них время. Меня воспитывали няни и репетиторы. Но это совсем другой уровень.
Все белое, как снег, и отполировано до блеска. Стены выкрашены в белый цвет с черно-белыми картинами. На стене слева от меня висит большая картина Эйфелевой башни. Я была там несколько раз, но никогда не видела ее красивее, чем на этой фотографии. Прямо по курсу — парадная лестница, покрытая черным ковром с соответствующими перилами. На втором этаже открывается площадка, дающая возможность пойти налево или направо. Верхний уровень также открыт посередине, что позволяет взглянуть на высокий, выкрашенный черной краской потолок, с которого свисают люстры до первого этажа. Я вижу несколько дверей, которые ведут в некоторые комнаты. Лифт в левом углу должен доставить на третий и четвертый этажи.
— Это потрясающее место, — шепчет Сара в благоговении.
— Телефоны, ключи и удостоверения личности.
Мы обе поворачиваемся направо и видим мужчину, стоящего за стойкой. На нем черная маска с крестиками над глазами и швами на губах, а также черный плащ.
