Ресторана, не кафе.
Поглаживаю изображение, словно оно может подарить мне хоть капельку утраченного тепла и уюта. Я снова один в этом мире, и в этот раз никто меня не спасет, не поделится теплом. Пусть даже местами грубым, но теплом. Пять лет назад мне довольно жестко сказали получить второе высшее образование по направлению «банковское дело». На вопрос: «Зачем?», получил в ответ лишь: «Надо». И, действительно, оказалось надо.
Через год меня отправили на стажировку в один из банков Князева. Сейчас я управляющий. Заработок неплохой, очень даже. Плюс мои доходы от кафе. В двадцать пять я полностью обеспечен и ужасно одинок.
Надо выпить. Смотрю на закупоренную бутылку пятнадцатилетней выдержки и бреду на кухню. Кофемашина выдает горький черный напиток, а пузатый друг так и отправляется закупоренным в шкаф. С большой чашкой в руках возвращаюсь к камину. Стеклянный столик перемещается ближе к огню, чтобы было удобно поставить спасительный напиток. Интуиция подсказывает: ясный ум еще пригодится.
Смотрю на валяющийся рядом пиджак и решаюсь достать оттуда письмо, которое завещали отдать именно сегодня. Ну что же, посмотрим. Усевшись поудобнее, распечатываю плотный конверт и выуживаю несколько свернутых листов бумаги, пакетик с волосом. Странный набор. Последнее кладу на стол вместе с конвертом, сам же разворачиваю бумагу, где размашистым почерком писал Князь.
«Здравствуй, Нил.
Никогда не умел правильно начинать. Тебе, как никому другому, известен сей факт.»
Улыбаюсь от таких знакомых слов.
«Раз ты читаешь это письмо, меня уже нет в живых и я не успел сделать все, что наметил на остаток жизни. Мне ужасно жаль, что мы не успели с тобой попрощаться по-человечески. Очень хочу, чтобы ты знал несколько важных вещей, и о каждой из них по порядку.
Во-первых, кто бы и что ни говорил, в чем бы ни пытался убедить, ты стал мне сыном. Пускай не по крови, но стал. Если у меня есть родной сын, то очень хочу, чтобы он оказался таким же, как ты, или стал таким. Доброта, честность, преданность, отзывчивость, способность жертвовать собой ради близких. Каждой чертой твоего характера я горжусь. Твои родители были потрясающими людьми и заложили в тебе самые главные качества.»
— А ты не дал мне их растратить попусту, Юрий Борисович. Это и твоя заслуга. То, кем я стал.
Говорю в пустоту, но надеюсь, что он услышит эти слова. Момент с кровным ребенком опускаю. Не люблю поспешных выводов.
«Завтра начнутся тяжелые времена, огласят завещание. Прошу, не отказывайся так сразу. Только ты сможешь выполнить все, что я написал. Не прошу положить на это остаток жизни, нет. Наоборот, желаю тебе лучшей доли и мирной жизни.
Нет, не могу. Завтра все узнаешь и поймешь. Если я продолжу, наговорю лишнего.»
Так, похоже, Князев сильно волновался, когда писал письмо.
«Во-вторых, особняк, в котором мы жили с тобой, я завещал другому человеку. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Но тот, что по соседству, — твой. Его достроили как раз в тот год, когда мы встретились. Отделка там скромная и обстановки почти нет; хочется верить, что это не станет проблемой. Когда ты дойдешь до нужного пункта, искренне верю, что войдешь в положение.
В-третьих, банки переходят в почти полное твое владение. Контрольный пакет акций остается твоим, и десять процентов уходят второму владельцу. Автосалоны и автомастерские были у нас в равных долях. С завтрашнего дня моя доля будет поделена между тремя людьми: тобой, Георгием Зорвотом и еще одним неизвестным. Последнему достанется тридцать процентов, вам — по десять.
Все остальное узнаешь завтра. То, что узнал из письма, — разминка и стартовая пища для размышлений. А пока приступим к последнему, четвертому пункту.
В нашем доме много портретов одной и той же женщины. Ты всегда спрашивал, почему я один. Сейчас отвечу. Марина Милова была моей единственной любовью. Много лет назад я гостил в ее городе. Сам понимаешь, завязался страстный и бурный роман. Но время неумолимо двигалось вперед, и через два месяца мне пришлось уехать. Девятнадцатилетняя девчонка не рискнула уехать со мной, как я ее ни уговаривал. Тогда был уверен, что еще вернусь за ней. Однако судьба закрутилась так, что смог вернуться туда только спустя три года. И не застал.
Мне сказали, что она уехала беременной. Уехала с матерью. Оно и неудивительно. Те, кто рассказывал об отъезде, всем известные бабушки у подъездов. Они во все времена отличались зубоскальством. Видимо, Марина не выдержала и скрылась за горизонтом.
Чьего ребенка она носила под сердцем — не знаю. Других мужчин у нее не было. Поэтому я искренне надеюсь, что малыш мой. Волос в пакетике для экспертизы. Потому что все возможно. Милова была видной девушкой. Неизвестно, кто мог воспользоваться ее широкой душой. От одной мысли, что ее могли взять силой, коробит душу. Но все возможно в те времена. Искать ее не было времени. Поэтому я прошу тебя разыскать мою любовь и помочь ей. Про город и все остальные подробности тебе расскажет Георгий. Ему можешь верить безоговорочно. Не предаст.
Я люблю, вернее, любил в своей жизни лишь троих: Марину, ребенка и тебя. Вы трое стали моей семьей. Поэтому я желаю вам счастья, безграничного счастья и мирной жизни.
Искренне надеюсь, что ты в ближайшее время выберешь мирную жизнь, оставив тень тем, кто не может иначе. Ты хочешь и можешь жить иначе.
Очень хочу, чтобы ты встретил в своей жизни ту, которую будешь любить так же крепко, как я свою любимую. И надеюсь, что случится это в ближайшее время.
В сейфе найдешь конверт. Передай его Марине или ее ребенку, если первой больше нет.
Удачи, Нил. Будь счастлив. И знай: я люблю тебя как своего сына, ни на грамм меньше.»
На лист что-то падает, портя бумагу. Слеза. Я плачу? Да. Мужики тоже плачут, когда у них душу наизнанку выворачивают. Вроде бы и не прочел ничего такого, а сердце словно в тиски взяли и не разжимают.
Князев, что ты со мной творишь? Все сделаю, как просишь, только не расстраивайся там.
Любил как сына.
Не думал, что признание от другого мужика так проникнет в сердце.
Найду я твою Марину. Жаль, данных мало, на поиски уйдет не один день. Ничего, я носом землю рыть буду, но отыщу твою семью, пусть она и по бумагам не существует. И сыну родному не дам погрязнуть в этом болоте. А если дочь, то защищать буду как
