Да я неплохо устроилась, если задуматься!
Только вот спрашивать, на кой ляд это все сдалось самому Денису Владимировичу, по-прежнему неловко. Ещё решит, что я его тут захомутать пытаюсь, как положено по всем шаблонам…
Справедливости ради, в других обстоятельствах я, возможно, и попыталась бы. Но сейчас всё, о чем я могу думать, приводя домой вполне себе годящего мужика, — это то, что сегодня темнота в прихожей не будет такой тоскливой и пустой.
Тоскливо и пусто будет потом. Но пока мне хорошо, и это подозрительно напоминает народную алкогольную анестезию.
Только вот я трезва и даже в относительно здравом уме. И оправданий у меня нет никаких.
А он уже шуршит на кухне, и по квартире плывут такие запахи, что я приползаю с завороженной физиономией, как Рокфор на сыр. И немедленно оказываюсь озадачена нарезкой этого самого сыра, потому что у толкового ГИПа всегда найдется работа для каждого члена команды.
А Денис Владимирович, чтоб его, весьма толков.
И единственным незапланированным последствием употребления домашней шаурмы, приготовленной под его руководством, оказывается зверское переедание. Когда ГИП моей мечты уходит, я ещё долго сижу перед включенным компьютером, но на этот раз не тоскую и не плачу, а мирно прокрастинирую и сыто икаю. Только вот собственное отражение в погасшем из-за долгого бездействия мониторе вызывает лёгкое отвращение.
Наверное, это тоже нормально.
А вот с сайтом нужно что-то делать. Третье подряд обновление в несчастные три тысячи знаков не порадует ни читателей, ни меня. Но неделя, к счастью, короткая, а по выходным я ничего не выкладываю, и клятвенное обещание исправиться переносится на понедельник. Я малодушно вздыхаю с облегчением и сплю целых два часа подряд, прежде чем свет от уличного фонаря начинает казаться слишком ярким. До утра я бессмысленно смотрю на тени ветвей на потолке, но так и не собираюсь с духом, чтобы поплотнее задернуть шторы.
Неудивительно, что в последний рабочий день на этой неделе я выгляжу точно так же, как после незапланированной пьянки, и стремлюсь испариться при первой же возможности.
Денис Владимирович сидит в кабинете. У него какая-то закавыка с техническим заданием на проектирование, и он твердо намерен разобраться с ней до выходных. А я впервые после отпуска спускаюсь в метро и с некоторым удивлением понимаю, что город постепенно оживает. Только все никак не приучается обращать внимание на рассадочные метки на сиденьях.
Сосед во дворе даже жизнерадостнее обычного. Он сидит на скамейке, небрежно сбросив оградительную ленту. В руке у него полупустая бутылка пива.
- А где жаних? — вопит он на весь двор, вальяжно растягивая букву "а".
- Где-то в моих юношеских мечтах, — с наигранным надрывом отвечаю я и скорее скрываюсь в подъезде, пока соседа не потянуло на продолжение диалога.
На лестничной площадке перегорела лампочка. В прихожей все в порядке, но я сползаю по стене в полной темноте и долго сижу на корточках, так и не разувшись, пока ступни не начинает сводить от напряжения. Тогда я всё-таки вылезаю из туфель, постанывая от боли, привычно оставляю куртку и сумочку под кварцевой лампой и ползу на кухню.
Свободный вечер, надо же. Всю неделю мечтала, что можно будет посвятить писательству сразу несколько часов и наконец-то выдать проду приемлемого объема, — и вот она я, пялюсь на закипающий чайник, как на величайшую тайну вселенной. Чая, в общем-то, не хочется. Есть — тоже. Но привычный ритуал помогает поддерживать ритм нормальной жизни, и я неукоснительно бросаю заварочный пакетик в чашку: ради себя одной возиться с кофе-прессом и чайными смесями нестерпимо лень. А ужин… я заглядываю в холодильник, в некоторой растерянности обозреваю продуктовые завалы и вздрагиваю от неожиданности, когда в прихожей раздается трель дверного звонка.
На пороге стоит Денис Владимирович. В одной руке у него бутылка вина, в другой — коробка с ароматической свечой. Ванильной. Но лицо у него такое, словно он тайком пронес порножурнал в мужской монастырь и теперь не знает, каяться или гнусно хихикать.
- Ну, я принес вино, штопор, еду и бокалы, — неуверенно улыбается он в ответ на так и не прозвучавший вопрос. — По моим прикидкам, для романтического вечера не хватает только свечей.
Я смотрю на коробку. Отфотошопленная свеча с желтым цветочком выглядит ещё пошлее порножурнала.
- Бабы, — изрекаю я, когда пауза начинает затягиваться. — Для романтического вечера вам, Денис Владимирович, не хватает нормальной бабы.
- И совести, — соглашается он и заходит в квартиру, потому что я отступаю назад, не закрывая дверь.
А он очень, мать его, понятливый.
Глава 5.2
Но свеча, на удивление, и правда пахнет ванилью — тонко и обманчиво нежно. В аромате нет фальшивых химозных ноток, и мы завороженно следим за огоньком на фитиле, пока у Дениса Владимировича не вырывается тяжёлый вздох.
Огонек пригибается, и к ванили примешивается запах гари.
Я исподтишка рассматриваю ГИПа своей мечты. Когда он не хохмит и не пытается в душу компании, у него тяжёлый взгляд и две вертикальные морщинки на лбу — от нахмуренных бровей.
- Знаете, в первые дни… — начинаю я и закашливаюсь: горло отказывается идти на контакт.
Здравый смысл поддакивает. На кого ты собираешься вывалить свои откровения, Наташа? Зачем? Кому от этого станет легче?
Уж точно не ему. Денис Владимирович и так проявляет чудеса терпения, каким-то чудом выдерживая вечер за вечером в компании малознакомой девицы, которая обмазалась своим горем, как кое-чем другим, и старательно делает вид, что все это нормально.
Но ГИП мечты уже отвернулся от свечи и смотрит на меня в ожидании продолжения. И у меня срабатывает натренированный читателями рефлекс.
Надо продолжение — значит, будет продолжение.
Даже если ради этого придется говорить шепотом, потому что к нему горло относится куда благосклоннее.
- В первые дни, — заново повторяю я и сглатываю, безуспешно пытаясь изгнать из горла засевшую там иглу спазма, — я ненавидела вопрос "как ты?". А его, разумеется, задавали чаще всего. Хуже был только вопрос "как мама?", потому что… ну, как вообще можно себя чувствовать, потеряв любимого человека?
Но вежливость требует спрашивать. И вдобавок отвечать.
А что тут ответишь?
"Держится".
Держимся. Как-то.
- Простите, — ещё тише говорю я. — Просто у вас сейчас такое лицо было… я похожее выражение видела регулярно.
Когда с вежливыми вопросами приставали к маме.
Но Денис Владимирович умудряется немедленно выдавить из себя улыбку. Несколько бледноватую и натянутую — для меня выглядит как торжество человеческого самообладания над здравым смыслом.
- Да вы наверняка всех вопрошавших испепелили взглядом, — хмыкает он и улыбается уже искренне. — А то и добавили пару слов для полного морального уничтожения собеседника.
Я испепеляю взглядом единственного досягаемого собеседника. Слова пока придерживаю при себе, но это ненадолго.
К тому же взгляда, к моему удивлению, оказывается достаточно.
- Никаких неисправимых драм, — честно признается Денис Владимирович и кривится, сообразив, что только что упустил возможность отговориться каким-нибудь "просто задумался". — И уж точно не такой весомый повод для горя, как у вас. Просто… незадолго до переезда сюда я расстался с девушкой, с которой встречался уже несколько лет. Собирался сделать предложение… — он уже откровенно морщится и машет рукой. Огонек опасливо прячется в вытопленном восковом круге. — А друг, у которого я остановился, как раз женился два месяца назад.
Я смотрю на романтическую свечу другими глазами.
- Экий вы многозадачный, — задумчиво изрекаю я. Возмущение так тесно переплетается с сочувствием, что я не знаю, что ещё тут добавить.
И у молодоженов под ногами не путается. И себе настроение не портит чужим счастьем. И мне не даёт рыдать в темной прихожей…
