Хорхе унижен, он сделает все, что в его силах, чтобы сохранить эту ночь в тайне. Он, наверное, сейчас подкупает каждого парня в комнате, чтобы вычеркнуть это из памяти. На этом мы расстаемся. Ты уходишь, а я разберусь с этим. И Даниил… может, в следующий раз постараешься сдерживать свой комплекс героя?
Мой смех прокатывается по комнате. Она права. Я могу уйти сейчас и вымыть руки от нее, от этой неразберихи. Диас определенно захочет, чтобы сегодняшний вечер прошел тихо. И, будем откровенны, для меня будет чертовски удобно, если Моралес никогда об этом не узнает. Она дает мне надежный выход… но я не могу смириться с этой мыслью. Даже сейчас, когда я представляю его руки на Бьянке, у меня на виске пульсирует вена.
— Не возвращайся к нему сейчас. Он пьян и зол. Я его унизил. Он выместит свою злость на тебе, и это будет некрасиво. — При взгляде на темный синяк на ее руке в том месте, где он схватил ее раньше, у меня учащается пульс. — Я приведу тебя к нему завтра. Он все равно будет в ярости, но, по крайней мере, он будет трезв.
Она проводит рукой по лицу, обдумывая мои слова. Наконец, она вздохнула, обхватив себя руками в знак поражения.
— Ладно. Только на сегодня.
Я киваю.
— Я возьму вину на себя. Я скажу, что ты боролась со мной, сделала все возможное, чтобы сбежать.
Она лишь печально качает головой, ее плечи опускаются в знак поражения.
— Такого не бывает.
Я хочу сказать ей слова утешения или успокоения, но не могу. По крайней мере, не могу сказать правду. Поэтому, в который раз в жизни, я держу рот на замке.
* * *
Три часа спустя я наблюдаю за тем, как солнце заходит за горизонт на террасе моего пентхауса. Бьянка спит в свободной спальне с того самого момента, как мы сюда приехали. Я пью уже пятый бокал Stoli, и водка прекрасно действует на нервы. Я не усну, но, по крайней мере, злобные мысли, роящиеся в моем мозгу, утихли. Теперь я чувствую онемение. Мои эмоции приглушены, заглушены, как сигарета, брошенная под ноги. Это хорошее место.
Знакомое место.
Потому что я не тот человек, который влезает в чужое дерьмо. Я не люблю запутанных отношений, особенно с женщинами. Я рано усвоил, что если чувства не задеты, то их нельзя ранить. Это урок, который преподала мне жизнь, и он оказался отличным щитом, особенно в этом мире.
Да, я люблю свою семью, но это значит, что я волнуюсь за нее как сумасшедший. И мне не нужно беспокоиться еще об одной чертовой вещи в моей жизни. Так что лучше завтра передать Бьянку Хорхе и забыть о ней. Даже если ее мощная смесь уязвимости и силы пробралась мне под кожу. Это не должно ничего значить.
Я наливаю себе последнюю рюмку из бутылки, смотрю, как день расцветает над гладью воды, и тут звонит мой сотовый. Мне не нужно смотреть на телефон, чтобы понять, кто звонит в этот час.
— Brat, — говорю я, принимая звонок. Мой брат ненавидит, когда я его так называю. Это русское слово "брат", но меня всегда забавляло его значение в английском языке. — Звонишь так рано?
— Что ты натворил, Даниил? — Его голос пронизан темным льдом. Слова дошли быстрее, чем я ожидал.
— То, что должен был. Ты не должен беспокоиться об этой… ситуации. Я держу ее под контролем. — Откровенная ложь. Я ничего не контролирую.
Он издал шипение на другом конце линии. Мой старший брат. Всегда такой серьезный.
— Очевидно, что нет, иначе я бы даже не знал об этой ситуации. Кроме того, ты сейчас слишком пьян, чтобы умничать, так что заткнись. Я пришлю за тобой водителя. Выпей кофе, прими душ. Увидимся через час.
Линия замирает, и из моего горла вырывается смех. Иногда я задаюсь вопросом, как я связан с таким напыщенным ослом, но потом вспоминаю, что папа тоже был напыщенным ослом, так что это должно быть в крови. Без энергии большого члена до пахана не дорасти, а у Андрея она в избытке. Хотя Джорджия сгладила его жесткие грани. В основном.
Но все это неважно. Андрей хочет знать, что произошло, и я с удовольствием расскажу ему об этом.
Даниил
Бьянка еще спит, когда я спускаюсь вниз, чтобы встретить машину, которую прислал Андрей. Я знаю, потому что только что зашел проведать ее. Но я увидел гораздо больше чем планировал, наблюдая, как она спит — все ее загорелые конечности и шелковистые волосы, разметавшиеся по наволочке. Она действительно чертовски великолепна, и очень жаль, что мне приходится отдавать ее в руки этого животного, которого она называет своим парнем.
Через полчаса, когда моя машина подъехала к нашей швейной фабрике на окраине Брайтон-Бич, мое настроение испортилось. Я вхожу через черный ход, и щелканье швейных и раскройных машин промышленного размера создает какофонию белого шума, достаточную, чтобы заглушить крики пытаемых мужчин. Потому что именно на третьем этаже этого здания мы с братьями занимаемся своими не очень приятными делами.
Дела Братвы.
И поэтому это место держится в строжайшем секрете.
Андрей уже ждет меня, когда я вхожу в пустой офис. Деревянный стол, несколько несовпадающих стульев и диван, похоже, с чердака какой-то бабки. Это совсем не похоже на элегантные, современные офисы, которые мы держим в семейном поместье в Ист-Хэмптоне. Здесь нет никаких излишеств, и почему-то мне нравится его утилитарность. Мы можем носить Armani и ездить на заднем сидении, но наши корни — на улицах Бруклина.
Мой брат не сводит с меня глаз, пока я не сажусь напротив него. Он внимательно изучает меня, видимо, проверяя, не протрезвел ли я. К сожалению, протрезвел. Душ и поездка вытеснили водку из моих вен. Теперь у меня остался тупой стук в голове и напоминание обо всем, что пошло прахом в моей жизни.
— Ладно, я здесь. — Я широко раскидываю руки и откидываюсь на спинку кресла, зная, что это выведет Андрея из себя. — Что такого важного случилось, что требует личной встречи в семь утра?
Я играю на его нервах. Но если он и будет мне хамить, то я могу и повеселиться.
Андрей качает головой, изображая из себя разочарованного старшего брата.
— Эмилио Моралес позвонил мне сегодня утром, и, надо сказать, был очень встревожен. Что-то насчет того, что ты выиграл его племянницу в карты. — Его голос обманчиво спокоен,
