– Следовало зайти с черного хода, – сказал он, протягивая куртку, – но там снега на ступеньках гораздо больше.
– Сюда, пожалуйста, – Ханна кивнула на камин, – проходите и устраивайтесь поудобнее. Я позову Питера, он наверху с Дэвидом. Они там нашли текущую трубу под водосбором; думаю, отлично проводят время. Прошу вас, присаживайтесь. О, забудьте про сапоги. – Ханна про себя отметила, что молодой человек носил именно сапоги, а не ботинки. Пытаясь вспомнить, что Питер рассказывал о своем племяннике, Ханна выбежала из комнаты через кухню к подножию лестницы.
– Питер! Дэвид! У нас гость.
– Что? Кто? – отозвался Дэвид.
– Не к тебе, а к Питеру. Это его племянник.
– Да неужели! – воскликнул Дэвид. – Бросай трубу, это же Пит-младший… Пит-младший там внизу!
Через пару минут Питер уже спустился, восклицая:
– Пит-младший здесь? Поверить не могу!
Ханна и Дэвид проследовали за ним в комнату, где стали свидетелями встречи Питера с племянником. Молодой человек встал, и вместо рукопожатия мужчины горячо обнялись, словно много лет не виделись. Затем, отстранив от себя племянника, Питер повернулся к Ханне.
– Как ни удивительно, но это и есть Пит-младший, о котором вы столько наслышаны от меня, мадам. – Потом, плавным жестом указав на нее, Питер после секундного колебания объявил: – А это будущая жена мистера Дэвида.
Тут настало время для рукопожатий и обмена любезностями, а когда Питер сказал молодому человеку: «Проходи в кухню, хочу послушать все твои новости», Дэвид запротестовал:
– Ни в какую кухню он не пойдет, подождешь своих новостей! Не мог бы ты сначала заняться согревающими напитками? Он выглядит замерзшим. Пит, давай, присаживайся. – Питер заторопился на кухню, а Дэвид вслед посоветовал: – Думаю, будет кстати кофе с каплей чего-нибудь горячительного.
– Как скажете, сэр.
Ханна заняла место на краю дивана, а Дэвид сел рядом с молодым человеком и спросил:
– Откуда ты отправился утром?
– Ну, я еще вчера выехал из Девона, но сюда добрался уже ночью, так что пришлось остановиться в гостинице.
Ханна посматривала на руку Пита, которую тот держал на уровне талии, словно женщина, локтем прижимающая сумочку; его плечо и предплечье выглядели усохшими. Затем вспомнила: Пит страдал еще и косолапостью. Питер как-то рассказывал об этом, и в памяти живо всплыли его слова: «Да, по Божьей воле тело его изувечено, зато взамен этому парню дарованы самая прекрасная душа и самое красивое лицо на свете; по крайней мере в моих глазах так и есть».
Теперь Ханна смотрела в это красивое лицо, удивляясь гладкой алебастровой коже. Чудесные глаза были ясного серого цвета, такого светлого, будто вот-вот засверкают серебром. Кончик прямого носа был слегка вздернут. А больше всего внимание привлекали губы – четкие, идеальной формы, но первым в голову приходил эпитет «нежные». Да, эти губы казались нежными, как у ребенка, хотя молодому человеку на вид было около двадцати пяти.
– Так ты медбрат? – спросил Дэвид.
– Да-да, он самый. А иногда меня называют «сестрой».
– Питер никогда мне не говорил. Я думал, ты присматриваешь за старой леди, к которой поступил на службу еще мальчишкой.
– Да, я действительно присматривал за ней, за исключением того времени, пока учился. Я обещал себе, что обязательно вернусь к ней, как только закончу курс, хоть и не слишком надеялся, что она доживет до этого момента. К счастью, вернувшись, я застал ее в добром здравии, и она прожила еще шесть лет.
Дверь распахнулась, и вошел Питер, неся поднос с дымящимися чашками, бутылкой виски и молочником.
– Ничего им не рассказывай, – живо оборвал он племянника, – иначе придется повторять все для меня. В любом случае, что привело тебя в такую даль? Три дня назад ты был еще в Фалмуте.
Пит-младший рассмеялся:
– Ну, дядя, а еще через три дня я уже, по всей видимости, буду в Йорке.
– Йорк! Что тебе понадобилось в Йорке? – изумился Питер.
– Там открыта хорошая вакансия санитара в психиатрическом госпитале.
– Но душевнобольные… у тебя был опыт работы с такими людьми?
– Нет, не было, – признался Пит. – Но, думаю, они не так уж сильно отличаются от нас, верно?
– Говорите за себя, молодой человек.
– Я за себя и говорю, дядя, – улыбнулся Пит. – Так или иначе, по телефону я в точности описал им себя и обозначил, к какой работе я пригоден, а с какой – точно не справлюсь.
– Ты слишком скромничаешь; нет ничего, с чем ты бы не справился!
Зардевшееся лицо повернулось от Питера к Ханне, и юноша произнес:
– Разве не здорово, когда находится человек, готовый соврать ради тебя, даже глазом не моргнув? – Затем, снова обращаясь к дяде, он продолжил: – В любом случае, если они меня возьмут, то сначала придется выдержать месячный испытательный срок – как мне, так и им. Это меня устроит, потому что позволит приобрести новый опыт; что ни делается – все к лучшему.
Питер взглянул на племянника.
– Ты ведь не собираешься укатить в Йорк сегодня же вечером?
– Нет, конечно. Насколько я понял, от Йорка до госпиталя по меньшей мере час езды. Свой багаж я оставил в гостинице и думал побыть здесь до понедельника и малость осмотреться. Знаете, я никогда по-хорошему не видел Лондон. Но на снег я не рассчитывал.
Питер собирался что-то сказать, но тут вмешался Дэвид:
– Ты не останешься ни в какой гостинице. Его превосходительство, – кивнул он в сторону Питера, – располагает комнатой наверху и удобным раскладным креслом. Могу поручиться, что оно удобное, потому что сам имел с ним дело, когда мы приводили в порядок эти хоромы. Вот что тебе, по-моему, следует сделать: вызвать такси и перевезти свои вещи сюда как можно скорее. Что скажешь, Питер?
– Я как раз и собирался предложить нечто подобное, сэр.
– Это очень мило с вашей стороны... А вы уверены, что я не помешаю? – обратился молодой человек к Ханне.
– Уверена ли я? Конечно, уверена. Не предложи они вам погостить, я бы сама это сделала.
– Тогда предлагаю вам сделку: я остановлюсь здесь, если готовка будет на мне.
Ханна кивнула и со смехом повернулась к Питеру, а тот мрачно предупредил:
– Ну, пеняйте на себя, мадам, раз уж вы заключаете такую сделку. Чур, потом не обвинять меня, когда получите на стол неприглядную бурду, в которой единственно удобоваримым будет ее французское название.
– Я, пожалуй, рискну. – Ханна и Пит обменялись взглядами, заулыбались, а затем рассмеялись.
Наступил вечер четверга. Снег растаял, и лишь в сточных канавах виднелась мерзлая слякоть.
