Я хотела тебя порадовать, – повторяю, вздохнув.
– Ты меня порадуешь, если будешь жить долго и счастливо. Больше мне ничего не надо, – шепчет Фед на ухо, задевая губами мочку. Я ежусь. Телом бегут мурашки.
– Федь, я не собираюсь умирать. Ты так рассуждаешь, будто собака – новый вид биологического оружия.
– Для человека с ослабленным иммунитетом? Почти!
Если честно, то, как Фед надо мной трясется, уже переходит границы нормального.
– Я могу вернуть Рэя в питомник. Если, конечно, ты сумеешь это объяснить сыновьям.
Да-да. Это нечестный прием. Я знаю. Знает это и Фед. Но вместо того, чтобы разозлиться за то, что я приперла его к стенке, как он непременно поступил бы в самом начале наших отношений, Федька лишь тяжело вздыхает и знакомым жестом причесывает свой ежик рукой.
– Ладно. Посмотрим. Его хоть обследовали?
– Вдоль и поперек, – клянусь я. – Рэй абсолютно здоровый пес.
– Ладно, – повторяет несколько обреченно. Ловит мой взгляд и, будто что-то вспомнив, кивает. – У меня тоже есть для тебя подарок.
– Правда? Ну-ка, давай сюда!
Фед как-то неловко улыбается. Отходит к небольшому столику, где по привычке бросил свою сумку.
– Ты же помнишь, да, что я парень простой, и самолетов от меня ждать не стоит?
– О, вот только не начинай опять! – закатываю глаза. – Давай показывай, что у тебя?
Федор достает из сумки бумажный конверт. Большой. Формата А4.
– Вот.
Наверху тарарам. Хлопают двери. Орут пацаны. Гавкает собака… На самом деле лучшего подарка сложно представить. Но раз уж Фед придумал еще что–то… Открываю конверт и достаю какие-то бумажки. Пробегаюсь по ним несколько раз, но, если честно, все равно мало что понимаю. Хотя… я уже видела такие.
– Сначала я думал, что успею тебе заработать на приличный подарок. Потом понял, что на четверть ставки медбрата я даже нормальный букет цветов не куплю, так что пришлось проявить креативность.
Киваю. В горле першит. Ну, вот где? Где таких мужиков делают? Я зажмуриваюсь. Закусываю щеку. Но ч-ч-ерт. В последнее время я стала дьявольски сентиментальной.
– Так, ты, похоже, ничего не поняла…
– Да… П-похоже.
– Это результаты анализов. Смотри, HLA-антитела, в том числе донор-специфические, вообще не выявлены, виртуальный кросс-матч отрицательный. Серологический лимфоцитологический тест отрицательный. Ты же понимаешь, что это значит?
Да… Господи, да. Мне пришлось овладеть этой терминологией и вникнуть в суть.
– Да, я понимаю, что это означает. Но я не понимаю, что ты мне хочешь этим сказать.
– Я – подходящий донор. Поверить не могу. Это какое-то чудо!
– Но мне уже не нужен донор, – теряюсь… теряю нить разговора и падаю… падаю куда-то… вверх.
– Да. Слава богу. Я буду только рад, если он тебе не понадобится, но…
– Но? – сиплю я, облизав губы.
– Но если вдруг такая необходимость возникнет, считай, донор у тебя есть.
Фед внимательно смотрит на меня исподлобья, очевидно, ожидая какой-то реакции. Может быть, шутливого ответа, а я не могу… Ни сказать не могу, ни пошевелиться. Внутри меня происходит что-то… необъяснимое. То, с чем я никогда еще не сталкивалась раньше. Меня ломает пополам. До хруста в позвоночнике. Я складываюсь, обхватываю руками колени. С губ срывается всхлип.
– Да знаю я. Идиотский подарок. Просто ничего лучше не придумал. Считай, это… как оно бишь у вас, крутых воротил, зовется, фьючерс?
– Помолчи! – шикаю я. Нет-нет, я понимаю, что он, испытывая страшную неловкость, тоже пытается перевести все в шутку… Но… – Не шути. Пожалуйста. Не шути с этим.
– Дин! – Фед пугается, когда до него доходит, что я вовсе не смеюсь, как он было решил. А плачу. – Прости меня. Вот я дебил.
– Замолчи!
Я без сил опускаюсь на колени. Он садится рядом. Подтаскивает меня, дрожащую, к себе.
– Для меня никто… – стучу зубами. – Никогда… не делал ничего подобного.
– Так я еще ничего не сделал.
– Это не имеет значения.
Не в силах сидеть, я ложусь на пол. Сворачиваюсь улиткой… Лоб касается колен.
– Дин… Ну, что ты? Ну, не надо так, а? – теряется Фед, привыкший ко мне другой. Сильной, стойкой, не-со-кру-ша-е-мой… титановой королеве. Но той Дины нет. Доспехи сняты. А стержень, на котором все и держалось, выдернут… От меня осталась лишь вывернутая наружу нервами оболочка. И больше ничего… ничего.
– Не буду.
– Вот и хорошо. Вставай, Дин. Нам же собираться надо, забыла? Через несколько часов самолет. Что мы с собакой будем делать, ты придумала?
– Ничего. Охрана за ней присмотрит.
– Ладно. Дин, я не шучу, вставай. Окно открыто. По полу тянет.
– Федь…
– М-м-м?
– Я тебя люблю. Я так тебя люблю, господи.
Я поворачиваюсь, чтобы глянуть ему в глаза. Я вижу зарождающийся в них шторм. Я знаю, что он сметет меня. Он поглотит, ничего не оставив. Я слишком мелкая, чтобы этой стихии противостоять… Я и не берусь. Самая лучшая тактика здесь – просто позволить подхватить себя и утащить за собой.
Фед наклоняется. Я приоткрываю губы. Поцелуй – инъекция счастья. Пожалуйста, глубже… Увеличивая дозировку. Снова и снова. Еще и еще. Обхватываю его голову. Он просовывает руку мне под голову. Другой сминает простую майку. Ведет вверх и сжимает в ладони грудь. Я не смогу выкормить ребенка, даже если сумею его родить. Лекарства, которые я принимаю, совместимы с беременностью, но не с грудным вскармливанием. Впрочем, я не чувствую своей неполноценности в связи с этим. И не считаю себя менее женщиной от того, что мою грудь сосет мужчина, а не ребенок.
– Дин, милая, надо притормозить, – тяжело дыша, Фед немного смещается, освобождая меня от своего веса. Я осоловело моргаю.
– Ага.
Фед перекатывается на бок. Садится, подает мне руку. Шторм в его глазах не утих, я знаю, что он обрушится на меня с новой силой, как только мы останемся наедине. И да, мое признание осталось безответным, но… я почти не сомневаюсь, что это только пока.
– Пойду, посмотрю, как там твой подарок. Что-то мне подсказывает, мальчишки его замучили.
Федор
– Федька, ну, сколько можно пялиться в свой телефон?
