Он назвал его ничтожеством. Я призналась, что с Митей было покончено еще до нашего брака.
Со стыдом, бегущими по рукам мурашками, но поделилась историей одного предательства. Попросила не предавать меня так же. Это слишком больно.
Я до сих пор досконально помню ту молчаливую минуту. Пальцы Айдара на моем подбородке. Наши взгляды сосредоточены друг на друге. Я молюсь Аллаху, чтобы не отказал. Айдар сглатывает и обещает: «хорошо».
Нам важна верность. Не только мне – ему тоже. Я – влюбленная по уши и уже однажды преданная. Он – отождествивший меня с домом. Я не до конца знаю, что это значит, но горжусь этим званием невероятно.
Каждый раз, слыша «Салманова» непроизвольно вздергиваю нос. Фамилией этой поделюсь только с детьми.
Про ту женщину на Дне рождении я тоже спросила. Не сразу. Настроившись. Айдар не против был бы отмахнуться, но ответил, правда сухо. Да, они спали. Да, уже в браке. В ее молчании Айдар уверен. Я бы хотела соврать, что это пережито и не больно, но, к сожалению, я слишком ревнивая, чтобы так быстро остыть. Сколько у него было женщин кроме той – страшно, не спросила.
А о ней узнала много. С Айдаром уже не делилась. Она – вдова крупного бизнесмена. Он погиб молодым и по глупости. Замуж она больше не выходила. Живет богатую жизнь, получая от нее удовольствие. Видимо, интрижка с моим мужем была одной из граней их взаимного удовольствия. Я всегда буду ее сторониться. Меня всегда при встрече будет обжигать взгляд, потому что мы обе будем знать один секрет. Но прошлое я не изменю, а в будущем у нее нет шанса больше положить свою тонкую ручку на пиджак, который утром застегиваю Айдару я.
Слышу шаги по лестнице. Перекладываю красочную яично-овощную композицию на тарелку. Получается ловко. Ху-у-у-ух.
Ставлю на стол, нарезаю хлеб домашней выпечки. Айдар в этот момент заходит. Минует стол, приближается ко мне и прижимается сзади. Его ладони ложатся на мои бедра.
Я делаю вид, что возмущаюсь, елозя ягодицами по паху и вжимая локоть в его ребра. А на самом деле не могу не триумфовать, что первым делом – я. Шакшука – так… Потом…
Он целует в шею, скулу. Я поворачиваю лицо. Получаю клевок в губы. Он меня отпускает.
Накрываю на стол, делаю кофе. Пока что только ему. Я и завтракаю, и кофе пью позже. Между моими парами и началом его рабочего дня целый час. Это удобно, я успеваю его проводить.
Но за стол тоже сажусь. Люблю смотреть, как уплетает мою еду. Аккуратный. Завтракает уже одетым, но ни разу не помню, чтобы ляпнул.
Больше особенных изменений за эти полтора месяца в моей жизни не произошло. Начались пары. Это волнительно, сложно, по-новому. Но совсем не страшно. Мне вообще кажется, я сейчас почти ничего не боюсь.
Тянусь к корзинке с хлебом, отрываю кусочек с огромными дырками, макаю в один из желтков и страхуя раскрытой ладонью несу ко рту.
Это выглядит слишком аппетитно. Себе так же я не смогу. Поленюсь. А вот попробовать интересно.
Жую, качая головой от удовольствия.
– Тарелку возьми, я отложу…
От предложения мужа отказываюсь.
– Аш, – приказываю есть, указывая пальцем на оставшиеся целыми желтки. Айдар не спорит.
Утолив первый голос, отвлекается от тарелки на мобильный. Я встаю, чтобы не тратить время зря. Загружу-ка использованную посуду в машину.
Гремлю ложками и ножами, потихоньку планируя свой день. Если честно, дел полным полно. Хотелось бы всё успеть.
Айдар окликает коротким: «Айк», поворачиваю голову к мужу и замираю.
Я перестала бесконечно искать в его взгляде или выражении лица скрытые эмоции, непонятные значения. Может быть лучше разобралась. Может просто расслабилась.
Сейчас, к примеру, он смотрит внимательно. Ну и пусть. Я в ответ хмурюсь. Разве это значит что-то особенное?
– Бекир снова привет передавал. Спрашивал, когда нас ждать…
Так вот, из важного. С семьей своей я общение не возобновила. А еще Лейла беременна. У них получилось быстро. Я очень-очень рада.
Закрываю посудомоечную машину, стряхиваю руки, хотя это и не нужно, выравниваюсь и выдаю череду грязных ругательств на родном языке. Чувствуя сразу и запретность, и неповторимую сладость.
Я знаю, что моя мама тоже обладает не самым маленьким словарем бранных слов. И даже употребляет их иногда. Если с папой и очень вспылили. Вот и я так… Только относятся они не к мужу.
А муж отвечает на них легкой улыбкой и блеском в глазах. Он любит, когда я позволяю себе больше, чем безобидная девочка-Айка. Все мои стороны. Мне почему-то правда кажется, что любит…
Но для виду цокает языком и прикладывает палец к губам. Услышав "шиш", я тут же послушно прекращаю.
Слежу, как несет ко рту кофейную чашечку. Делает два глотка. Вытягивает ко мне руку.
Без споров подхожу, он отодвигает стул, я сажусь на его колени и обнимаю за шею.
– Рехмет.
Благодарность принимаю. Киваю и тянусь к губам. Они пахнут кофе. На вкус – чуть горьковаты. Не хочу его пускать на работу. Он мой вообще-то…
– Я ему это же передать не могу. Ты понимаешь…
Пожимаю плечами, когда Айдар гладит мой подбородок и смотрит в глаза. Делаю вид, что мне без разницы, что муж в итоге передаст. Хотя на самом деле, будь мне без разницы, я давно простила бы. Не могу как раз потому, что не способна избавиться от брезгливости и злости. Когда думаю об этом – чувствую себя ужасным человеком, ведь с Айдаром у нас всё очень хорошо.
Но он мне в вину это не ставит. А больше никого слушать я не буду.
– Нам некогда. У нас поездка.
Я напоминаю, ведя ладонью по гладко выбритой мужской щеке. Она такой будет ровно до обеда. Потом снова колючая.
Однажды я приехала к нему на работу снова с обедом. Он закрыл дверь на замок. Положил меня на стол и взял сзади. До сих пор помню, как щетина царапала спину и шею. Как я впивалась зубами в зажавшую рот мужскую ладонь (всё должно было быть тихо), а он шептал на ухо, как сладко меня иметь в этой позе и в этом месте.
С ним невозможно остаться скромницей. Правда и сожаления после каждого нового безумства я тоже не испытываю.
Но с тех пор с обедами не навязываюсь. Когда он может – приезжает домой или забирает меня, чтобы быстро покушать где-то в городе.
