вытерла их насухо, провела пальцами по спутанным волосам и убрала кровь со щеки.
Проходя мимо стола медсестры, я услышала:
— Тссс.
Я остановилась, отступая назад, когда медсестра, которую, как я узнала, звали Джеки, сказала:
— Операция завершена.
Я с трудом кивнула, затем заставила себя вернуться туда, где сидел Бо, его руки были сжаты вместе, пока он наблюдал за моим приближением.
Передав ему информацию, мы подождали, и, к счастью, Бо не стал задавать новые вопросы.
Он просто сидел, ожидая возвращения друга, в то время как я ждала возвращения своего сердца.
Был уже вечер, когда мы, наконец, смогли поговорить с лечащим врачом Томаса, и он разрешил нам навестить его, потому что Том, очевидно, спрашивал обо мне в короткие периоды бодрствования.
Бо сделал шаг вперед, бросаясь к лифту, ни на секунду не задумываясь
Затем остановился, повернулся ко мне, и, скривившись, сказал:
— Иди.
— Ты уверен?
Он усмехнулся, проведя рукой по своим взъерошенным светлым волосам.
— Ты думаешь, он хочет очнуться и увидеть моё лицо вместо твоего, когда спрашивал о тебе?
Я улыбнулась, затем сделала шаг вперед и обняла его, крепко прижимая и бормоча:
— Спасибо тебе.
Так мы простояли полминуты, его тело напряглось, а сердце бешено заколотилось под моей щекой, но он обнял меня в ответ.
— Добро пожаловать.
На третьем этаже я вышла из лифта и помчалась по коридору, едва не поскользнувшись, когда увидела номер палаты. Медсестра прижала палец к губам, хмуро глядя на меня.
Игнорируя ее, я заглянула в маленькое окошко на двери, прижавшись лбом к прохладному стеклу, и увидела все, что было нужно моему сердцу для собственного выживания. Фигура Томаса, спящего в кровати.
Он все еще был очень бледен, и мониторы освещали темноту вокруг него, но врач сказал, что дышит он самостоятельно. Им нужно было внимательно наблюдать за ним, дождаться результатов дополнительных анализов и дать ему отдохнуть.
Я открыла дверь, зашла в палату и закрыла ее с тихим щелчком, затем придвинула стул поближе к кровати, взяв его холодную руку в свою.
— Маленькая голубка. — Услышала хриплый шепот и почувствовала, как его пальцы дернулись в моих руках.
Солнечный свет струился по комнате, и я моргнула затуманенными глазами, осматриваясь вокруг.
Звуковой сигнал кардиомонитора и один взгляд на Томаса вернули воспоминания, и мне потребовались все силы, чтобы не броситься к нему и крепко обнять.
Я ограничилась тем, что сжала его руку и ухмыльнулась.
— Привет, Монстр.
— Стреляла в кого-нибудь в последнее время? — с любопытством спросил он.
Я покачала головой, поднося его руку к своим губам и проводя ими по его коже. Он убрал большой палец, поглаживая мои губы, пока я смотрела на него снизу вверх.
— Ты напугал меня.
— Сильнее, чем когда похитил тебя и запер в своем подвале?
Я рассмеялась.
— Да, гораздо сильнее.
Томас поднял брови вверх.
— Тогда ты уже не слишком сильно на меня обижена. — Он пошевелился, затем застонал. — Если я так сильно тебя напугал.
— Нет, — сказала я, жестом приказывая ему оставаться на месте.
Томас нахмурился.
— Ты была права.
— Мы не будем сейчас говорить об этом.
— Время, Голубка. Согласись, до боли очевидно, что оно не всегда на нашей стороне.
Он был прав, поэтому я кивнула.
Томас облизнул губы, а затем пробормотал:
— Я не очень силен в извинениях или признании своей неправоты, но я был неправ, потеряв веру в тебя, думая о худшем, говоря и делая плохие вещи. Чертовски неправильно и по-идиотски, и я сожалею.
— Ты любишь ее, и я тоже. Я поняла. Но то, что ты сделал, то, как легко…
— Я знаю, — сказал он, когда я замолчала. — Эмоции творят с людьми странные вещи, и я полагаю, что, несмотря на ощущение, что я отличаюсь от других, это не так. По крайней мере, не так выражено, как мне хотелось бы думать. — Он улыбнулся, и его улыбка осветила темные провалы, которые открылись в моем сердце. — Но ты понимаешь, что я люблю тебя? — Томас покачал головой. — Мне не нравится это слово. Слишком неадекватное. — Эмоции — сладкие, жестокие эмоции — пропитывали каждое слово и каждую идеальную черту его лица. — Ты — причина, по которой мое сердце разбилось, причина, по которой оно постоянно колеблется, едва взглянув на тебя, и причина, по которой мне чертовски больно, когда тебя нет рядом. Ты раскрасила весь мой мир, и если ты покинешь его — оставишь меня, — то снова оставишь меня жить в черно-белом свете.
Его слова окутали меня, как теплое одеяло холодной ночью, скрывая трещины и неровности, оставленные морозом. Слеза стекла по моей щеке, падая на подбородок при виде его собственных слез, собравшихся в уголках глаз.
— Тебе не нужно беспокоиться или угрожать мне, чтобы я полюбила тебя, Монстр.
Томас жестом велел мне подойти ближе, протянул руку и нежно заправил волосы мне за ухо, когда я осторожно наклонилась над ним. Его дыхание коснулось моих губ. Моего сердца.
— Я сделаю все возможное, чтобы ты была со мной, даже если меня снова подстрелят, Голубка.
— Нет, — прохрипела я, проводя пальцами по его скулам. Я прижалась носом к его носу. — Ты не можешь угрожать мне, потому что я уже люблю тебя.
— Даже зная, кто я… что я делаю? — У него перехватило дыхание, когда он искал мой взгляд, его же был пронизан отчаянием, полный надежды и страха.
Мой монстр был напуган, и, увидев это, мое сердце разбилось еще сильнее. Оно рассыпалось в его руках, полностью отдавшись ему.
Мои губы встретились с его губами, шепча:
— Каждый темный и светлый оттенок. Каждая деталь. Все твое.
Шесть месяцев спустя
— Три удара, а не два, — сказала Лу.
Она захихикала, когда я опустила голову, уткнувшись носом в ее нос. Я поцеловала ее, затем подтянула одеяло повыше.
— Люблю тебя, малышка Лу.
Я послала воздушный поцелуй Веселому мишке рядом с ней, моим старым тряпичным куклам в углу ее комнаты на книжной полке.
— Люблю тебя, Джемма-пу.
Улыбаясь, я выключила свет и направилась в нашу с Томасом общую комнату, чтобы найти его.
— Ты готов? — спросила я, хватая щетку с комода и проводя ею по волосам, пока шла вглубь комнаты. — Нам нужно… — Я замолчала, заметив, что Томаса не было вообще.
Опустив плечи, я вздохнула, идя в ванную, чтобы быстро нанести немного туши на ресницы. Я переоделась в черно-желтый сарафан
