Не оборачиваясь, я чувствую, как он наклоняется вперед, локтями опираясь на стойку.
— Я верно оценил ситуацию?
Я поправляю яичницу краешком лопатки, не глядя на его, уверена, самодовольную улыбку до ушей. Мне неприятно, что этот разговор еще раз прошелся по ранам, оставшимся после ссоры с Оливером в баре.
— Да.
Папа встает и идет к шкафу взять тарелки.
— Но, по крайней мере, он сделал, о чем ты его просила, так что тебе нечему удивляться.
У меня вырывается недоверчивый смешок.
— Намекаешь, что я намеренно саботировала отношения с Оливером?
Папа качает головой.
— Я всего лишь говорю, что ты не простой человек. У тебя есть провальный опыт в отношениях, и не зависимо от твоего решения, будто он распространится на последующие, это не так. Я всегда беспокоился, что у тебя что-то вроде синдрома покинутости [58], и отчасти я прав, — я смотрю на него, разинув рот и мысленно сочиняя отповедь века, но он продолжает: — Но мне кажется, на самом деле ты боишься не оказаться брошенной, Лола. А боишься, что это тебе придется отказаться от того, кого любишь.
Внутри мне что-то с грохотом рассыпается.
— Папа…
— И поэтому отказываешься заранее. Или же, исходя из того, что хорошо тебя знаю, ты в принципе не позволяешь отношениям становиться глубже.
Я изо всех сил стараюсь проглотить огромный комок в горле, раскладывая лопаткой наш завтрак по тарелкам, что он держит в руках. Мельком глянув на него, я уже не могу отвернуться.
— Ты не твоя мама, детка, — шепотом говорит он.
Горло стискивает еще сильней.
— Я знаю.
— Нет, — он кладет одну руку мне на щеку. И поворачивает мою голову, чтобы я снова посмотрела на него. — Услышь меня сейчас. Ты не она.
Я киваю — торопливо и молча — смаргивая слезы.
— Выясни, как сбалансировать отношения с Оливером с карьерой, о которой ты мечтала всю жизнь, — говорит папа. — Потому что иначе останешься ни с чем, если решишь, что должна выбирать.
* * *
Выйдя из лифта, на другом конце коридора я вижу Лондон. Она в шортах и топе, из-под которого видны завязки ее бикини.
Закрыв дверь и выпрямившись, она оборачивается и замечает меня.
— Привет, бродяга. Пыталась до тебя дозвониться, но ты не отвечала.
— Извини, — говорю я. — Я была у Грега.
Они кивает и кидает ключи в свою маленькую сумочку.
— Я так и подумала. В ванной нет твоей зубной щетки, но при этом ты была не у Оливера.
Кивнув, я поправляю ремешок сумки на плече.
— Эллен его бросила, и я поехала посмотреть, как он.
Выражение ее лица прекрасно отражает мое двойственное к этому отношение. Она знает, что я была не большая фанатка Эллен.
— Он в порядке?
— В порядке, — покусывая губу, я пытаюсь не выглядеть спятившей или ревнующей, или какой-нибудь еще, когда спрашиваю: — А как ты узнала, что я не с Оливером?
Ямочки Лондон — милейшие на свете, а ее улыбка такая успокаивающая, что мне тут же хочется ее обнять.
— О, я столкнулась с ним в «Царской Гончей».
Оливер был без меня у Фреда? Мое сердце падает.
— Ого.
— Я приходила пообщаться с Фредом насчет работы, — говорит Лондон. — А когда выходила из его кабинета, увидела сидящего за стойкой Оливера.
Избегая встречаться с ней взглядом, я ищу в сумке свои ключи.
— Он был… с Финном, Анселем или с кем-то еще?
Понимающе улыбаясь, Лондон прислоняется спиной к стене и скрещивает руки на груди.
— Не-а. Просто сидел один, мрачный и вызывающий жалость и умиление. Мы поболтали пару минут, потом я сказала, что тебя до завтра не будет, и он спросил, не против ли я устроить дружеские посиделки.
— А-а, — мысль об Оливере, нуждающемся в компании, заставляет меня грустить. Я очень благодарна Лондон, что она оказалась рядом с ним — с ее легким чувством юмора и умением отвлечь от переживаний. Лондон неуязвима ко всякого рода драмам.
Ее волосы собраны в небрежный пучок, и когда она кивает, слегка покачиваются выбившиеся из него пряди.
— Думаю, ему просто была нужна компания, и он не хотел пить в одиночку. Что было очень кстати, ведь все мы знаем, что у меня не бывает планов по вечерам, — она смеется, а потом кивком показывает в сторону нашей квартиры. — Кстати, он по-прежнему здесь.
Мне становится жарко, а взглядом я готова в двери проделать дырку.
— Он что?
— Парню не много было надо. Два пива, три эпизода «Ходячих мертвецов», и он готов. И сих пор не проснулся, — он показывает большим пальцем себе через плечо. — Он на диване.
Я смотрю на ключи в своей руке. В моих планах было ему позвонить или прогуляться до его магазина, но перед этим я хотела немного подумать.
— Спасибо, что составила ему компанию.
— Да не вопрос. Он такой забавный. Если ты не вернешь его себе, и если я не дам себе зарок не поддаваться мужскому вниманию вплоть до менопаузы… — хихикая и делая шаг в сторону лестницы, говорит она. — В общем, я пошла.
— На пляж?
— Через сорок пять минут будет прилив. Но я вернусь к ужину. Присоединишься?
Я киваю и, развернувшись, смотрю ей вслед.
— Ага, у меня тонна работы, и я сегодня буду дома.
Лондон спускается по лестнице, а я жду, когда она уйдет, после чего поворачиваюсь к двери и вставляю ключ в замок.
Внутри тихо, а поскольку еще рано, то занавески закрыты, и от этого прохладно и темно. Закрываю за собой дверь так осторожно, как только могу, и выжидаю, пока глаза привыкают к полумраку. С дивана доносится тихое ритмичное посапывание. Я ставлю сумку на пол и иду на кухню выпить стакан воды, а может, лучше стопку водки, не знаю.
Мусорное ведро заполнено пустыми пивными бутылками, и у меня знакомо теплеет в животе. Подвыпивший Оливер — до чего же он очаровательный: бесконечные глуповатые улыбки и сверкающие счастьем голубые глаза. Мне так грустно, что я пропустила это. Но потом я вспоминаю, как он тут оказался — ему было одиноко — и все приятное тепло тут же испаряется, заменившись на те еле уловимые ощущения, что преследовали меня дни напролет.
Я беру стакан, наливаю воду и выпиваю ее в несколько обжигающе-ледяных глотков.
Даже странно, насколько все привычно. Оливер снова на диване, одна нога свисает, другая подогнута под явно неудобным углом. Он лежит на спине, одну руку закинув за голову, а другую положив на грудь. Голубая футболка перекошена и закручена вокруг тела, от чего обнажился живот и тазовые кости. На столике лежат очки и телефон, а на полу валяется плед.
После ночи на диване у него обязательно будет все болеть, но я не могу определиться, что сделать: разбудить его или продолжать пялиться. Второе, конечно, куда лучше, тем более что за все эти дни без него мои глаза изголодались по этому виду.
