В аэропорт надо было приехать часам к девяти, так что весь день выдался свободным — как от дел, так и от дождя.
На рейсовом автобусе они доехали до старого города на правом берегу Чао-Прайи, пешком дошли до улицы Четупхон, тут Банан и понял, отчего еще на автовокзале Надя переоделась, сменив шорты и майку на легкое платье с короткими рукавами. Перед ними был вход в монастырь Спящего Будды, и следовало уважать местные обычаи — не оголять плечи, не показывать длинные красивые ноги. Скорее всего, самому Будде на это было наплевать, чего не скажешь о бритоголовых монахах в оранжевых тогах, мелькающих тут и там самоуверенными тенями.
Будда был невероятно огромным, спокойно лежащим на боку и переливающимся настоящим золотым Цветом. Если он и ожидал нирвану, то она была уже совсем близко — таким спокойным казалось его умиротворенное бронзовое лицо.
Надя сложила лодочкой ладони рук, склонилась перед статуей в низком поклоне, закрыла глаза и стала медленно раскачиваться на одном месте, что-то шепча себе под нос.
Пахло благовониями, у Банана от них заболела голова.
Наконец Надя перестала качаться и направилась к выходу.
Он послушно пошел за ней, а Будда остался лежать и ждать нирваны. Выйдя из храма, они вновь оказались во влажном бангкокском воздухе и направились в сторону Чао-Прайи; миновали еще одно обиталище Будды, уже Изумрудного, но заходить туда не стали, запахло рекой, тут у Нади в сумочке зазвонил мобильник.
Она достала телефон.
— Это тебя!
Максим взял телефон и прижал мембрану к уху.
— Don't fly! — сказали ему, — don't fly to Phuket, Banana!
Голос был незнакомым и неприятным.
— Не понимаю! — честно сказал Банан, ведь английская часть бумажного листа в голове была девственно чиста.
— I'm getting angry, — сказал тот же голос, — if you go anyway!
— Послушай, что он говорит! — Банан протянул мобилу обратно Надежде. — Я ни слова не понимаю!
— Repeat, please! — сказала та, взяв телефон.
Банан увидел, как у нее округлились глаза.
— Тебе велят не лететь, — сказала Надя, пристально смотря на Банана, — ты во что влип, парень?
— Не знаю, — честно ответил Банан, — я действительно ничего не знаю!
Абонент уже прекратил разговор, его номер не определился, так что странный звонок не оставил после себя никаких следов, кроме мурашек, пробежавших по спине Банана да ставших испуганными глаз молодой светловолосой женщины.
— Ошиблись, наверное! — сказал Банан.
Надя кивнула головой.
Они подошли к пристани, стоявший у берега прогулочный катер как раз собирался отчаливать.
— Успеем? — спросила она.
— Не надо! — вдруг выпалил Банан и добавил: — Лучше скорее уехать!
— Нет, — сказала Надя, — у нас билеты на вечер, так что придется ждать…
Банан хотел ей признаться, что ему страшно, но промолчал.
Они пошли по набережной, мимо реки.
Много-много туристов и много-много местных.
И все улыбаются.
Таиланд — страна улыбок.
Небо все так же затянуто серыми облаками, и все так же нет дождя.
— Можно поесть, — предложила Надя, — ты любишь sea food?
— Это что? — спросил Банан, поняв, что не помнит значения и этих слов.
— Увидишь! — сказала она.
Они подождали тук-тук, который шел как раз в сторону Сукхумвит-роуд, обратно через весь город. Банан пялился на возникающие по сторонам и так же исчезающие небоскребы, а Надя странно смотрела на него. Мобильник больше не звонил.
До места они добирались минут сорок. Наконец тук-тук остановился на пересечении Сукхумвит-роуд и Сой-Асок, чуть ли не прямо у входа в переполненный «Seafood Palace» — гибрид рынка и ресторана, где вначале надо самому пройти по торговым рядам и купить живность, а потом уже отдать ее официанту, тот унесет ее на кухню, там с ней и сделают то, чего желают клиенты.
Тайцев здесь было намного больше, чем европейцев, пахло морскими тварями, и Банану вдруг отчего-то стало весело.
Они выбрали рыбу и попросили приготовить ее по-китайски.
Время уже подбиралось к пяти, Надя заказала местного некрепкого пива, официант быстро поставил две бутылки на столик, а потом ушел за рыбой.
В этот момент опять раздался звонок.
Надя даже не стала передавать телефон Банану.
Она просто слушала, и Банан видел, как она краснеет.
Потом абонент отключился, у Нади вновь стали испуганные глаза.
Официант принес рыбу, но она так и стояла на столике нетронутой.
— Что он сказал? — спросил Банан.
— Что мне не надо брать тебя с собой!
— Почему? — спросил Банан.
— Так велит Белый Тапир!
— Это кто еще? — недоуменно спросил Банан.
— Не знаю, — тихо проговорила Надя, а потом добавила: — Он что, решил сбить самолет?
— Бред! — сказал Банан и добавил: — Что сбить?
— «Боинг-737»! — ответила Надя.
— Ага! — сказал Банан. — А что это?
— Это такая штука, — серьезно сказала Надя, — которая называется «самолет», мы в нем полетим, по нам долбанут ракетой, самолет загорится и начнет падать… Потом мы упадем в море, но выплывем, я ведь инструктор по дайвингу, я хорошо плаваю! Там будет необитаемый остров, мы доплывем до него и выберемся на берег… — Она сделала паузу, а потом, наконец-то принявшись за рыбу, заговорила медленно и тихо: — Ты залезешь на кокосовую пальму и принесешь мне самый большой плод…
— Я взберусь, как макака! — гордясь тем, что внезапно вспомнил нужное слово, громко высказался Банан.
Надя замолчала.
Она вспомнила свое первое таиландское утро на Пхукете.
Две обезьянки на дереве занимались любовью, а она смотрела на них и удивлялась тому, как долго они это делают.
— Ты чего? — спросил Банан.
— Затем мы, наверное, займемся любовью, — вдруг вырвалось у нее, — ты и я, хочешь?
Она покраснела и уставилась в тарелку.
— А если мы не выплывем? — спросил Банан, поедая свою порцию.
— Тогда мне не надо брать тебя на Пхукет, — сказала Надя, — и ты останешься жив…
— Ты тоже, — сказал Банан, — но только я больше ничего не вспомню…
Рыба уже была съедена, официант взял деньги и ушел.
Они вышли из ресторана.
— Я все равно боюсь, — сказала Надя.
— Он больше не звонит! — рассудительно ответил Банан.
Они нашли остановку автобуса, но ехать в аэропорт было рано, хотя уже надвигались быстрые местные сумерки, и кто знает, что могла принести с собой темнота.
Белый лист в голове Банана потихоньку заполнялся словами, но нужных там все еще не было.
Они шли по улице и играли в игру.
Надя называла вещь на русском, Банан тщательно записывал ее на листе.
