с волейболом.
И пришло время рассказать маме.
Поэтому я ополоснула лицо, смахивая последние слезы. Завернувшись в полотенце, я вышла из душа и направилась к своему шкафчику, где натянула легинсы и толстовку с капюшоном.
Большинство девушек были уже одеты, и все улыбались после сегодняшней победы. Даже Меган, казалось, была в хорошем настроении, ведь сегодняшняя победа надолго стерла все разногласия, которые были на этой неделе.
— Мои мама и папа приглашают нас с Лиз поесть тако, — сказала Стиви, стоя перед своим шкафчиком рядом с моим. — Хочешь пойти?
— Вообще-то, моя мама удивила меня своим визитом, — сказала я ей. — Но все равно спасибо.
— Конечно. Здорово, что твоя мама пришла.
Я кивнула.
— Да.
Родители Стиви постоянно посещали спортивный зал. Они не пропустили ни одной домашней игры и даже посетили несколько выездных турниров. Конечно, они жили в Мишне, поэтому смотреть за тем, как играет их дочь, а потом сводить ее куда-нибудь поужинать было несложно. Но я подозревала, что, даже если бы она пошла в университет в другом месте, они бы так же поддерживали ее.
— Желаю хорошо провести время. — Стиви застегнула молнию на куртке. — Увидимся дома.
— Ага. Увидимся. — Я направилась к зеркалу и фену. Закончив с прической, я нанесла макияж: немного туши и румян, свой любимый бальзам для губ. Я не торопилась, потому что хотела выйти из раздевалки последней.
Как и ожидалось, когда я вышла в коридор, мама ждала меня.
На ее красивом лице было написано разочарование. В течение многих лет я так много делала, чтобы она мной гордилась. Но не в моих силах было изменить ее лицо, не так ли? В мои обязанности не входило делать ее счастливой.
Я бросаю спорт и обманываю ее ожидания.
Мама оттолкнулась от стены, к которой прислонялась с телефоном в руке.
— Майк Симмонс решил, что ты не подходишь ему. Он предпочитает клиентов, которые отвечают на его электронные письма.
Я пожала плечами.
— Молодец, Майк Симмонс.
— Дженнсин, — прошипела мама, ущипнув себя за переносицу. — Что с тобой не так? Как ты могла упустить такую возможность.
— Ты поэтому пришла сегодня вечером? Чтобы отругать меня за то, что я не подписала контракт с Майком?
— Да. И для того, чтобы сесть и подумать, как мы можем вернуть твою карьеру в нужное русло.
Я вздохнула.
— Нет, мам. Я ухожу.
Она моргнула.
— Что?
— Будешь ли ты любить меня, когда я перестану играть в твою любимую игру? — мой голос не дрогнул, хотя все тело начало дрожать.
Это был вопрос, который я не решалась задать в течение многих лет.
Я не дала ей ответить. Я все еще была слишком неопытной и ранимой, чтобы принять правду.
— У меня нет никаких мечтаний, мама. Это не мои мечты. Я хочу иметь шанс воплотить в жизнь свои мечты. Я хочу, чтобы жизнь не была сосредоточена на волейболе. Мне нужны друзья, а не товарищи по команде. Я хочу… свою собственную жизнь. Мне не нужна твоя.
— Прости? — Она отшатнулась, как будто я дала ей пощечину.
— Я не собираюсь играть в Италии. Я не собираюсь выступать за другую национальную команду. Я не поеду на Олимпийские игры. С меня хватит. Моя последняя игра будет с «Дикими кошками штата Сокровищ».
— Дженнсин, — в мамином голосе звучал ужас, как будто я ударила ее ножом в спину.
— Я люблю тебя, мам. — Мое сердце сжалось, когда от новой волны слез мир стал размытым. — Мы нечасто это говорим. Мы должны это исправить.
— Дженнсин. — Потрясение на ее лице сменилось печалью.
Возможно, мы обе уйдем отсюда сегодня вечером с разбитыми сердцами.
— Я надеюсь, ты сможешь найти способ полюбить меня просто потому, что я твоя дочь, — прошептала я. — Без волейбола.
Она уставилась на меня, разинув рот. В ее глазах тоже стояли слезы.
Это была моя вина. Я слишком долго притворялась. Я скрывала свои чувства и сомнения. Я позволяла ей взять инициативу в свои руки, и когда наши разговоры сводились к волейболу, никогда не нажимала на тормоза.
Наверное, была тысяча лучших и более мягких способов сообщить эту новость. Может быть, если бы она поздоровалась со мной сегодня вечером, вместо того чтобы сообщить, что я теряю форму, я бы смягчила удар.
Но теперь я была свободна. Наконец-то я была свободна.
Мне больше нечего было сказать маме, поэтому я одарила ее доброй улыбкой, поправила лямку рюкзака и пошла по коридору к выходу.
— Дженнсин? — Мама остановила меня, прежде чем я успела открыть дверь.
Я встретилась с ней взглядом, ненавидя себя за то, что из-за меня у нее на глазах выступили слезы. Зная, что это неизбежно.
— Да?
— Я правда люблю тебя. Очень сильно. Я не… — Она с трудом сглотнула. — Я не знаю, кто я без волейбола.
— Может быть, мы сможем разобраться с этим вместе.
— Может быть. — Мама прижала руку к сердцу. — Нужно многое обдумать и переварить.
— Я понимаю. — Хотя у меня была большая часть этого сезона и моего пребывания в Мишне, чтобы прийти к такому выводу, она все еще колебалась.
— Я бы хотела прийти и посмотреть другие твои игры в эти выходные, — сказала она. — Мой рейс только в воскресенье утром.
У меня так и вертелись на языке слова, что я была бы рада видеть ее рядом, если она не будет забрасывать меня критикой. Что моя форма не ухудшалась, а даже если и ухудшалась, кого это волновало? Мы выигрывали, не так ли?
Но я просто кивнула.
— Я была бы рада. Увидимся завтра.
Мама не последовала за мной, когда я выходила из манежа. Она отошла в сторону и дала себе время переварить эту новость. Я не была уверена, чего ожидать от нее на остальных матчах этого турнира, но надеялась, что, если «Дикие кошки» выиграют, она, по крайней мере, порадуется за
