– Мы собираемся тихо пожениться в Лондоне, когда я вернусь из турне. Вы с отцом сможете приехать? Мы найдем какую-нибудь укромную церковь…
– Я, конечно, приеду. Но насчет отца ничего обещать не могу. Послушай, у меня есть прекрасная идея: почему бы вам не обвенчаться в часовне Фэрфаксов в Тривейне? Я поговорю с Хьюго и Пруденс, они никому ничего не расскажут. А место самое идеальное.
– Прекрасная мысль, мама. По странному совпадению я недавно встретила в Нью-Йорке Челесту.
– Я все организую. Не беспокойся. Пока ты будешь ездить, мы объявим о помолвке, пройдет как раз достаточно времени.
Я так увлеклась приятными деталями предстоящего события, что совсем забыла о важной миссии Рори. Он вернулся с плохими вестями. В агентстве ему заявили, что ни о какой Молли Бэйнбридж они ничего не знают, вообще вели себя очень подозрительно, и, как он ни старался, ему так и не удалось их убедить, что он не имеет никакого отношения к журналистке, которая была у них неделю назад и тоже расспрашивала о некой Молли Бэйнбридж и каком-то господине по имени Гарри Крайтон-Лейк.
Мне незачем было даже спрашивать, что это за журналистка. Я и без того прекрасно знала ее имя: Линди-Джейн Джонсон.
Уотер Детройт улетел в Калифорнию, и Челеста вздохнула с облегчением. Он ей очень нравился, но уж слишком серьезно к себе относился. Челеста чувствовала себя неуютно в Верхнем Ист Сайде, чего Уотер никак не мог понять. Он считал ее представительницей высшего света Англии. Саму Англию Уотер не любил, да и не знал, поскольку, за исключением вояжа на премьеру «Пытки», был там всего один раз лет восемь назад с родителями в туристической поездке. Тогда он наделал кучу фотографий, которые аккуратно хранились в специальном альбоме.
Ему нравилась английская внешность Челесты, которой особую прелесть придавала как бы потенциально заложенная в ней карьера супермодели. Но относился он к Челесте, как к вздорной девочке-подростку, хоть и красивой, но глупенькой. Уотер был помешан на деньгах. Она – на развлечениях. А возможность развлечься представилась только после его отъезда.
Ее собственная квартира была на Горацио-стрит, всего в квартале от суперстудии «Индустрия», где по большей части и приходилось работать. Со временем, когда появятся деньги, она снимет квартиру в южном конце Кэнел-стрит, – там в одном из домов Западного Бродвея живут почти все знаменитые супермодели.
Но не Лебедь.
Челеста часто думала о ней. Если бы Оливер и Венеция поженились, Сван и Челеста были бы родственниками. Ее родители до сих пор дружат с Крайтон-Лейками, как ни странно, даже больше, чем родители Оливера. Но Сван в последнее время редко появляется дома. Такое впечатлениe, что она, став супермоделью, порвала с прошлым. Мать Челесты ворчала на Сван: «Она теперь слишком высоко летает, и ей не до таких, как мы. Я написала ей письмо, просила помочь мне вернуться на подиум. Так она даже не удосужилась ответить». И правильно сделала, подумала про себя Челеста, она же не дура, чтобы терять время на бредовые затеи.
Челеста чувствовала какое-то беспокойство по поводу своего разговора с той английской журналисткой накануне отъезда из Лондона. Она хотела было поговорить со Сван о последних странных публикациях в прессе, но в нью-йоркском отделении «Этуаль» ей сказали, что Сван сейчас в Европе. И Челеста решила подождать, пока она вернется. Уотер все время приставал к ней, чтобы она познакомила его со Сван. Через нее он хотел выйти на Рори Стирлинга и получить права на сценарий по его бестселлеру «На поле боя». Насколько Челеста поняла из рассказов Уотера, литературные агенты Стирлинга не очень-то в нем заинтересованы, поскольку на книгу уже обратили внимание Том Круз, Лайам Нисон, Дэн Дэй-Льюис и Том Хэнкс, так что они предпочитают заключить договор с кем-нибудь из них. Уотер никак не мог взять в голову, что ему еще очень далеко до настоящих звезд. Это все равно как если бы Челеста, один раз появившись на обложке «Картерса», возомнила себя супермоделью и стала бы требовать многомиллионных контрактов. Ей часто хотелось сказать ему: «Да плюнь на все, Уотер. Давай отдохнем, сходим в ночной клуб». Но она знала, что это бесполезно. Вечера Уотер проводил, как и положено типичному жителю Калифорнии: ранний ужин в каком-нибудь французском или итальянском ресторанчике, а потом – куча сценариев под мышку и на диван.
Он начал приставать к ней со Сван, когда однажды случайно заметил, как Рори Стирлинг заезжал на своем джипе «чироки» в гараж отеля «Карлайл». Поговорив со швейцаром, Уотер так и не выяснил, что здесь делает Стирлинг, однако у стойки регистратора ему сообщили, что мистер Стирлинг не является постояльцем отеля. Уотер несколько дней следил за входом в «Карлайл» из окна своей квартиры, но больше Стирлинга не видел. К кому же он тогда приезжал? Наконец Уотер вспомнил, что на приеме у Норы Николсон была и Сван, которая жила в «Карлайле». Решив проверить свою гипотезу, он позвонил Норе, поблагодарил за «чудесный прием» и намекнул, что якобы слышал, будто Сван и Рори… Нора с воодушевлением защебетала, что и она слышала, и что она так рада… Итак, все выяснилось.
– Когда вернусь из Калифорнии, ты позвонишь ей и пригласишь Лебедь к нам, – говорил он Челесте. – Я хочу через нее выйти на Рори Стирлинга и убедить его, что смогу сыграть Ральфа в «На поле боя». Кроме того, я хочу сам быть и продюсером, и режиссером фильма.
Когда агентство «Этуаль» посылало Челесту в Нью-Йорк, ее портфолио заранее переправили туда по другим каналам. На таможне, увидев портфолио, сразу бы поняли, что она приехала работать, а первые два месяца у нее не было разрешения на работу, и она снималась нелегально. В Нью-Йорке она взяла с места в карьер, в день у нее было до десяти просмотров, а через месяц она уже снималась для Рассела Беннета, Джоан Вэсс, Марка Айсена и Маноло, уроженки Кубы, своего рода нью-йоркской Вивьен Вествуд. Она начала зарабатывать деньги и сразу ощутила разницу между Англией и Америкой. В Америке она более пятидесяти процентов своих гонораров отдавала агентству, которое приблизительно треть полученной от нее суммы перечисляла налоговому управлению. В Англии она отдавала агентству только двадцать процентов, зато свои налоги платила сама. Вскоре она подала просьбу о разрешении на работу. Гарантом выступило агентство. Она заплатила тысячу двести долларов адвокату, и через три недели все было улажено. Так что с карьерой все шло успешно, чего нельзя было сказать о личной жизни, которая принимала какой-то шизофренический характер.
В обществе Уотера она была девушкой знаменитого актера и разъезжала по приемам в шикарных домах с привратниками и ливрейными лакеями, где ее представляли как старинную приятельницу семьи знаменитой фотомодели Лавинии Крайтон-Лейк, более известной как Лебедь. Уотер таким образом старался произвести впечатление на общество, в котором они вращались: банкиры, издатели, адвокаты, агенты, президенты и вице-президенты компаний, и везде – деньги, деньги, деньги…
