– Я знал это, чувствовал уже пять недель назад и должен был тогда сказать тебе, но испугался. Я боялся, что ты раздавишь и расплющишь меня, словно тот мусоровоз. Мне очень жаль.
Жаль, что он причинил ей боль. Что бездарно растратил время.
Джози смотрела вниз на темную голову Хьюстона у нее на коленях. Не бредит ли она, не галлюцинации ли это? А если все это наяву, ей никогда больше не придется принимать никакое успокоительное или снотворное. Ее пальцы непроизвольно разглаживали кончики его жестких черных волос, она не могла сдержать безумное биение сердца.
И тогда он взмолился:
– Джози, я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня. Бога ради!
Слезы хлынули у нее из глаз, ведь она знала, чего ему стоило выдавить из себя такие слова. Она погладила его голову, щеки.
– Ладно, все хорошо. Я прощаю тебя.
Он вздохнул и потерся носом о ее бедра, прежде чем поднять голову.
– Спасибо.
Их руки сомкнулись. Он пристально, испытующим взглядом смотрел на нее, и Джози почувствовала, как волна нежности охватывает, поддерживает и уносит ее.
И тут она чихнула.
Прямо ему в лицо. Шаря рукой в поисках салфетки, с глазами, полными слез, она простонала:
– Господи, прости меня.
Хьюстон утерся об ее плечо и засмеялся.
– Я люблю тебя, – растроганно произнес он.
Для нее было тайной за что, но она не собиралась расспрашивать его на этот счет.
– Хьюстон, ты говоришь, что жаждешь длительных отношений? Со мной? – Лучше иметь полную ясность на этот счет.
– Да.
Впервые в жизни она потеряла дар речи. Но затем ее будто прорвало, слова полились из нее бурным потоком.
– Ты уверен? Я не смогу все начать сначала, ты сам знаешь, я не могу все пережить. А вдруг ты передумаешь и бросишь меня? Теперь я понимаю, почему ты и доктор Шейнберг устроили этот перевод. Вы заботились обо мне. Но работать вместе? Мне очень понравилось работать с детьми. Все пошло хорошо, я ничего не роняю и не ломаю. Я полностью уверена в себе. – Она остановилась, тяжело дыша.
Он посмотрел на нее снизу вверх и улыбнулся. Просто ухмыльнулся, А его рука скользила все выше от ее колена, по-видимому, увлекаемая ее гравитационным притяжением.
– Ты богиня. Ведь я это говорил тогда, в операционной? И это истинная правда.
Его поцелуи тоже постепенно смещались, похоже, для встречи с его рукой. Джози оттолкнула его голову, пытаясь остановить продвижение. Но он был сильнее, да и настроен более решительно.
– Ты этого не говорил, помнишь? Ой, что ты делаешь? Я сейчас совсем не похожа на богиню. Я больная и сопливая, и у меня пахнет изо рта.
И это оказалось самым сексуальным аргументом. Джози зажала рот рукой, но ей тут же пришлось раздвинуть пальцы, чтобы глотнуть воздуха.
– Ты богиня. Богиня любви. Богиня секса. – Его пальцы наконец достигли цели и принялись поглаживать лобок, а губы обнаружили голое тело между ее брюками и рубашкой.
– Скорее богиня замороженных продуктов. – Однако ее тело взволнованно реагировало на его прикосновения.
Белье и брюки не стали препятствием для Хьюстона. Он уже преодолел их, скользнув в курчавую поросль на лобке, лаская клитор, чувствуя влажный жар ее тела.
– Ты действительно простила меня? Ты все еще любишь меня? Ты останешься со мной? Ты дашь мне еще один шанс?
Уф, да. Ее уход от него был самым трудным поступком, который она когда-либо совершала.
– С тобой правда все в порядке, с рукой и всем остальным? Как твоя нога?
Пройдясь поцелуями поперек ее живота, он кивнул:
– У меня все нормально. И нога зажила, остался лишь небольшой шрам благодаря моему чудесному доктору.
Джози, совершенно потрясенная, зажмурилась.
– Ты ответишь мне, дорогая?
– Что? – Она прикусила губу, затем открыла рот, чтобы отдышаться.
Палец Хьюстона проник в нее, ее соски затвердели, все тело напряглось. Он чуть прикусил ее пупок.
– Ты любишь меня?
Джози отчаянно попыталась прочистить бос, ее сердце бешено колотилось.
Надо же, в самый романтический момент в жизни она с трудом шмыгнула носом и просопела:
– Да.
Он победно улыбался. Джози протянула руку к коробке, стоявшей на краю стола. Пока Хьюстон удерживал ее пленницей, обрабатывая языком ее пупок, она нащупала острый конец акульего зуба.
Она крепко сжала его, отдышалась, стараясь прийти в себя. Она хотела Хьюстона прямо сейчас и навсегда, и она заполучит его. Она оказалась отличным врачом, и ее отец был бы горд за нее.
– Прежде всего, – сумела она выговорить, стараясь не замечать его нахальных, требовательных пальцев, – я не буду работать с тобой, Хьюстон. Я хочу любить тебя, жить с тобой, быть твоей подругой и возлюбленной, но поверь мне, я не желаю больше работать с тобой. При тебе я не могу быть достаточно профессиональной. – Хьюстон рассмеялся:
– А что это у тебя в руке, дорогая? – Она показала ему акулий зуб:
– Это из твоей ноги.
Хьюстон увидел, как свет отражается от темной блестящей поверхности зуба длиной с добрый дюйм. Его глубоко тронуло, что Джози целых два месяца хранила эту никчемную вещицу.
– Каким-то странным, даже фатальным образом эта чертова акула соединила нас. Давай сохраним этот зуб на память. Вставь его в свое ожерелье и носи на шее. – Он ухмыльнулся, с наслаждением двигая пальцем у нее между ног, чувствуя нежную отдачу ее бедер. – С акульим зубом на шее и в тропическом бикини ты можешь вполне сойти за пляжного зайчика, любителя поглазеть на серфинг. – Джози рассмеялась и почесала нос.
– Ну уж нет, забудь об этом. Ты научишь меня серфингу.
– Договорились. Мы будем заниматься им вместе, ты и я, и вообще с этого момента все и всегда станем делать вместе.
Джози ответила ему нежной улыбкой, вложив в нее всю доброту чистого сердца.
Он присел, засунул два больших пальца за пояс ее штанов и с силой дернул их вниз. Целых пять недель он тосковал по ней, по каждому дюйму ее соблазнительного тела.
– А что сегодня изображено на трусиках? Может, сердечки?
Самый подходящий вариант сейчас.
– Нет, – с усилием выдохнула она.
Большой зеленый трилистник клевера, красовался на трусиках, туго обтягивающих ее, подчеркивая женственность фигуры, эротический холмик между бедер. У него все перевернулось внутри, из груди вырвался стон. И он решительно устремился к соблазнительному клеверу.
– Ну вот и отлично. Мне чертовски везет сегодня. Во всем.
Дорогая (ит.).
