Преодолев боль в спине, Дженни снова перекатилась, оказалась сверху и, на мгновение ослабив хватку, отпрянула назад. Ей удалось перехватить рукоятку ножа обеими руками и, развернув его от себя острием, с зажмуренными глазами со всей силой навалиться сверху.
Гримаса откровенного удивления пробежала по лицу Моди.
Моди? Дженни потрясенно смотрела в лицо Уорен. Та, кто лежала под ней, была Грейс. По крайней мере сейчас она смотрела на Дженни знакомым взглядом литературного агента.
Дженни приподнялась на ноги и попятилась, не сводя глаз с Уорен, так и лежащей на спине с широко раскинутыми руками. Гладкая рукоятка ножа торчала из ее тяжело вздымающейся груди.
— Дженни? — удивленно и недоверчиво спросила она.
Сзади, пошатываясь, подходил Бретт, сжимая пистолет в здоровой руке. Грейс перевела взгляд на Мак-Кормика, и выражение ее лица снова изменилось. Перед ними опять лежала все та же Моди.
— Мой! — Ее палец, словно указующий перст, был направлен в сторону Бретта. Она бросила ненавидящий взгляд на Дженни. — Я пришла убить эту суку… — Вытянутая рука дрогнула и упала на черную землю.
— Она что, умерла? — прошептала Дженни, не решаясь приблизиться.
Не выпуская из рук оружия, Бретт подошел к убитой и, дотронувшись двумя пальцами до шейной артерии, коротко ответил:
— Да! — И добавил, чуть помолчав: — Мы убрали Моди из нашего времени.
Дженни недоверчиво подняла глаза на Бретта:
— Из нашего времени?
— Да, любимая! Я вспомнил все, что было между Анной и Сэзом, то есть между тобой и мною. Это оказалось не труднее, чем припомнить, что я ел вчера за завтраком.
— Не надо, мой родной. Я сама догадалась об этом, увидев твои глаза при вспышке молнии. Глаза Сэза Тейлора. — Она бросилась на грудь Бретта, чувствуя, что не может больше сдерживать слез.
— А сейчас? — Он испытующе взглянул на нее. — Ты ничего не чувствуешь? Ты помнишь все, что было, так же отчетливо?
— Нет. — Она изумленно взглянула на Бретта. — Это похоже на то, как карандашный рисунок стирается ластиком!
— Верно! У меня такое же ощущение. В моей памяти осталось только одно.
— Что именно? — прошептала Дженни, заранее зная ответ.
— То, как сильно я люблю тебя. Как сильно любил и буду любить всегда. И еще, как ты любишь меня.
Первые тяжелые капли дождя упали на их склоненные друг к другу головы.
— Бретт, я знаю, что это. Все, что ты вспомнил, не было памятью нашего рассудка. Это… Это было памятью сердца!
— Да! И клянусь тебе, эта память никогда не исчезнет из наших сердец. Они всегда будут помнить нашу любовь в теперешней и во всех других следующих жизнях в длинной цепи бесконечного бытия.
Дженни со счастливым смехом барахталась на руках у Бретта:
— Поставь меня на пол немедленно, кретин несчастный! У тебя же еще плечо до конца не зажило!
Бретт носил Дженни на руках по своему дому в парковом районе и ударом ноги открывал все двери, встречающиеся на его пути.
— С моим плечом все в порядке уже недели две.
— Ну да, конечно. В течение медового месяца карибское солнце успело разогреть твои мускулы…
— …И я очень благодарен ему за это.
— Вот и поставь меня на место. За последние две недели ты, по-моему, еще ни разу не ставил меня на пол без моей вежливой-превежливой просьбы.
— А тебе это не нравится?
— Вовсе нет, но мне кажется…
— Вот и замолчи! — Бретт поцеловал ее, так и не опустив на пол.
Поцелуй длился так долго, что в конце концов Дженни, оторвавшись от губ Бретта, пробормотала:
— М-м-м, да. Думаю, что в этом доме мне предстоит жить еще очень долго. И, самое главное, мне это нравится.
Бретт полностью оправился от раны в конце января, меньше чем за неделю до назначенного срока их свадьбы. Газеты трезвонили о ней без перерыва, и громче всех, конечно, журнал «Пипл».
Больше всех их союзу радовался Джефф. Очевидно, память сердца Рэнделла Гэмптона взяла свое и на этот раз. Бретт испытывал особое чувство к шестилетнему мальчику, видимо, потому, что Рэнделл был когда-то его другом.
— Посмотри-ка, Бретт! — воскликнула Дженни. Она наконец-то выскользнула из объятий Бретта и показала на вазу в центре гостиной. — Кто-то прислал нам цветы.
Бретт, улыбаясь, прочитал поздравительную карточку, приколотую к букету. Подрядчик, приводящий их дом в порядок, счел своим долгом прислать эти великолепные розы.
— Они потрудились на славу, Бретт. Посмотри, как чувствуется здесь дух Гэмптон-Хауса! Это же самое настоящее «Дупло дуба», перенесенное в Новый Орлеан!
— Похоже, — пробормотал Бретт. — Правда, когда я выбирал этот дом и отвоевывал его у бедной старушки, я и не подозревал, чем меня так привлекают эти стены. Лишь позже я понял, что меня зовет все та же память моего сердца, и именно она соединяет меня с этим домом.
— У тебя был шанс понять это и раньше.
— То есть?
— А ты вспомни свою книгу. Сэз построил дом в Новом Орлеане. Дом для Анны. Он же собирался жить в нем после свадьбы.
Бретт ласково улыбнулся в ответ:
— Джен, нам всем было бы лучше, если бы мы наконец-то отвлеклись от прошлого. Жить настоящим! — Он улыбнулся и добавил: — Так, значит, по-твоему, я заплатил за этот дом дважды? Послушай, третий раз разорит меня окончательно!
— Такого популярного автора, как ты? Не беспокойся, я думаю, что еще и останется.
Бретт протянул Дженни открытку, доставленную вместе с розами.
— Посмотри, что там написано.
«Мистер Мак-Кормик!
Мне очень хотелось бы, чтобы такие розы всегда украшали вашу спальню!
Разбирая старую кладку камина, мы нашли то, что лежит в этом конверте. Думаю, это должно по праву нового хозяина дома принадлежать вам.
Будьте счастливы вместе с молодой хозяйкой!»
И подпись подрядчика внизу. Бретт достал лежащий в корзине с розами конверт.
— Посмотри, что там, внутри конверта.
С замирающим сердцем Дженни вынула оттуда золотой медальон и внимательно посмотрела на Бретта.
— Это что, мне?
— Ну конечно, дорогая!
— А что там внутри? Я открою его, да? Это же очень старое золото. Неужели они нашли в камине эту прелесть?
Не дожидаясь ответа счастливо улыбающегося Мак-Кормика, она открыла медальон и прочла гравировку внутри медальона.
«Моей дорогой Анне в день свадьбы. Помни о моем сердце, принадлежащем только тебе!
Вечно любящий тебя Сэз».
