– Не знаю. А ты?
Зарецкий закутался в покрывало, подошел к креслу, подсел на подлокотник, обнял за плечи Лику и сказал:
– По-моему, если людям вместе хорошо, значит, они все сделали правильно.
Лика очень переживала свою измену. Весь день телом она была с Зарецким, а душой – с Мишей.
– Знаешь, один мудрец сравнил любовь и разлуку с костром и ветром: большой костер от ветра сильнее разгорается, маленький – гаснет. Так и чувства. Твой Миша… – бил в больную точку Зарецкий.
– Андрей, не надо… – скривилась она, как от зубной боли.
– Вот именно: не надо. Не надо горевать по слабому костру. Не жалей, Лика.
– А ты… ты как будто рад, что меня бросили.
– Не люблю, когда так говорят: «бросил», «бросила»… Я не верю, что кто-то кого-то может бросить.
– Меня бросили!
– Если люди расстаются, значит, это нужно им обоим, и кто сделал первый шаг – неважно. Люди, которым суждено быть вместе, не расстанутся. – Я говорю о нас с тобой.
– О нас? – удивилась она. – Андрей… Что у нас может быть?..
Зарецкий, возможно, и объяснил бы, что может быть у них, но в дверь позвонили.
– Это пицца, – воскликнул он.
– Я открою, – сказала Лика и пошла к двери.
На пороге стояла Рая. Она протянула через порог торт в красивой коробочке и выдала:
– Привет! Я решила, что дуться глупо и вредно для здоровья. Хотела позвонить, но потом решила сделать сюрприз, – она засмеялась над растерянным видом Лики. – Кажется, получилось. Видок у тебя, прямо скажем…
И тут Рая увидела сидящего на расстеленном диване Зарецкого. Несколько секунд она соображала, что бы это значило. Поняла, сделала испуганное лицо, повернулась и убежала. Торт остался в руках Лики.
***
Григорий Жилкин, исполняющий обязанности директора фабрики, представил Козловского Калисяку, назвав его своим консультантом. Обязанности Козловского были расплывчатыми: как сам он определил, «потереться и разнюхать», куда делись деньги. Через неделю Козловский отчитывался на складе по фабрике:
– На первый взгляд все в порядке, но… Пойми, бухгалтер тебе любые бумажки нарисует! Ты же знаешь, по каким рецептам готовится вся эта кухня…
– У тебя есть конкретные подозрения? Калисяк ввел тебя в курс дела? – торопил Гриша.
– Разбираю бухгалтерские отчеты. Кажется, начинаю кумекать…
– Кумекай побыстрее, пока фабрика не обанкротилась…
Спустя несколько дней Козловский победителем явился к Грише прямо на квартиру; хорошо, что Люба была на дежурстве…
– Что-то случилось? – испугался Гриша и кивнул на мать, чтобы держал язык за зубами.
– Не то слово, – шепотом ответил Козловский. – Говорил я тебе, что выведу их на чистую воду? Выйдем…
Уже спускаясь по лестнице, он возбужденно продолжал:
– Ты просил меня бумажки посмотреть? Я и посмотрел. Кто-то регулярно ставит тебя на бабки. Я недосчитался двухсот пятидесяти штук.
– Долларов? – присвистнул Гриша.
– Естесьна. Может, и больше.
По дороге на склад Козловский обрисовал ситуацию, как в анекдоте об английских артиклях «the» и «а», то есть «конкретно», а не «типа»… На фабрике через бухгалтерию налажен канал ухода денег налево, и Козловский догадывался, кто и как это делает. Оставалось только поймать воров за руку…
С этим невеселым открытием надо было что-то делать, на что-то решаться… Но чтобы решиться, необходимо с кем-то посоветоваться. Гриша знал, как относится к Козловскому Люба, да и с ее подачи – мама Наталья Аркадьевна. Советоваться с ними – бесполезно. И все же…
Он пришел домой пораньше, застал дома всех, кроме Петра. Люба сразу направила мысли мужа в русло воспитательного процесса:
– Гриш! У тебя же выходные, сходил бы с ними на рыбалку или на футбол твой дурацкий.
– Я бы сам сходил на футбол свой дурацкий! Но у меня нет выходных! – огрызнулся Гриша.
– Ты не с той ноги встал, сынок? – оторвала взгляд от телевизора Наталья Аркадьевна.
– Он сегодня не вставал – он упал с кровати, – добавила перца Люба. – Гриша, что происходит?
– Ничего не происходит! Ничего! Оставьте меня в покое!
Свекровь с невесткой недоуменно переглянулись.
– Ладно, прости меня, – сменил тон Гриша. – Я просто не решаюсь сразу сказать, что… На фабрике обнаружилась недостача.
Люба посмотрела на него в упор и спросила:
– И кто это обнаружил?
– Козловский. Проверил все по бумагам.
– Фабрика работала себе и работала, и тут появляется Козловский, весь в белом, и объявляет, что все воры и проходимцы, – горько усмехнулась Люба. – Просто Родион хочет, чтобы ты опять взял его в партнеры. Ясно, как дважды два.
– Да плохо фабрика работала, – убеждал Гриша. – И денег не хватает! Зарплату платить нечем!
Но Люба твердила свое:
– Кому ты веришь? Человеку, который однажды тебя уже обманул?
– Ну, конечно! – разозлился Гриша. – Козловский вертит мною, как хочет, а я – дурак одноклеточный. Слыхали уже! И зачем я только тебе рассказал…
– Да потому что сам не веришь Козловскому… Ладно, я пошла, – закончила разговор Люба.
– Куда? – опешил он.
– На репетицию.
– Все поем, мама, поем… – с горечью заметил Гриша, обращаясь не к жене, а к Наталье Аркадьевне. – После ночного дежурства прямо с ног валимся, но если звонит господин Вешкин – появляется второе дыхание.
– Гриша, оставь его в покое, – с нажимом ответила Люба. – Лучше вспомни, что именно Аскольд помог тебе выйти из тюрьмы.
– Ой, ой, скажите, пожалуйста, – паясничал Гриша. – Ума не приложу, как мне его теперь отблагодарить?
– Благодари Козловского, который тебя за решетку и засадил.
– Физкульт-привет Аскольду! – рявкнул Гриша и шагнул на балкон – курить.
Люба накинула плащ и хлопнула дверью. Жилкин остался вдвоем с матерью на кухне. Пашка болезненно реагировал на участившиеся родительские разборки, из своей комнаты носа не показывал.
Гриша закурил на кухне.
– Гриша… – укорила Наталья Аркадьевна.
– Мама! Надоел мне этот Аскольд хуже горькой редьки. А еще больше раздражает, когда она говорит, что он – безобидный. Разве может воздыхатель жены быть безобидным? Она меня совсем за мужика не считает!
– Женщине любое внимание приятно, Гришенька. Тебя совсем дома нет последнее время…
– Ведь на семью пашу, как семижильный. И только укоризны! – пожаловался Гриша матери.
– Гриша… – мягко сказала Наталья Аркадьевна. – Я, конечно, не все знаю. Но твоя жена прекрасно разбирается в людях. Я думаю, тебе стоит прислушаться к ее мнению. И быть с этим Козловским повнимательнее.
– Спасибо за совет, – резко поклонился он и тоже ушел из дома. На склад, успокоиться.
