Гарриет занималась рискованным делом, которое могло привести к катастрофе. Но надо же было как-то выходить из положения. Гоби все сильнее донимал ее, и это становилось совсем уж неприятно. Не то чтобы он постоянно угрожал ей, но их, по его словам, уже несло течением. С ним что-то было не так, впрочем, с нею тоже. И Гарриет начала понимать.
Она обо всем догадалась примерно через месяц после того, как побывала несколько раз в его спальне, когда Барбара уехала на какую-то конференцию в Челтенхеме. Наташа все думала о своих подозрениях, поглаживая его задницу и вообще делая все, что полагается в таких случаях, в этой его персиково-пурпурной спальне. Временами, правда, она с тревогой спрашивала себя, не забыла ли выключить фары у машины, оставленной на дорожке. Домой она вернулась очень поздно, привезя с собой кучу мерзких яблочек из его сада. У детей от них разболелись животы. Зато он отстанет от нее хотя бы на три недели.
И вот теперь его домогательства возобновились. Он требовал все больше и больше. И требования его были… весьма необычными. Гарриет все больше стеснялась его звонков.
Не в характере Гарриет вдруг рассказать Питеру о том, что его жена заключила с ним соглашение. Если он сделает это, то их брак тут же распадется. Даже если это и произойдет, Гарриет хотела бы сама принять об этом решение.
Итак, она решила хоть что-то выгадать из этой ситуации. Это нелегко, но возможно. Рискованно, трудно и страшно.
Как это ни ужасно звучит, Гарриет вдруг осознала, что последние полгода живет безалаберной жизнью. Однако она уцелела! Больше того, у нее появилось чувство, что лишь сейчас она зажила по-настоящему. Опасность возбуждала ее. Гарриет тряслась от страха, но страх был стимулом к борьбе. Впрочем, наверное, были у нее и некоторые странности. Потому что Гарриет никак не могла уяснить, что же ей все-таки нравилось во всем этом. Или это был своего рода бунт? Запоздалый протест против того, чему учили ее родители? Но в это трудно было поверить. Несомненно, что все годы, проведенные под родительским крылышком на широких улицах Эдинбурга среди добротных желтокаменных домов, Гарриет чувствовала себя уверенно, или не так? Но было же во всем этом что-то нелепое, было, и молодое поколение Макджи ощущало нелепость происходящего. Примером тому может служить Джулиан. Неужели ей нужно испытывать чувство страха, чтобы почувствовать себя по-настоящему живой? Да! Неужто ей надо рисковать, чтобы понять, что вокруг бурлит жизнь? Направляясь на встречу с клиентом в кафе «Фиш», или «Пингвин», или в бар и упрятав свой страх подальше, Гарриет выпускала на волю Наташу. У нее всегда пересыхало во рту, но она ощущала необыкновенный подъем. Она и ненавидела, и любила свою работу. От страха в ее кровь выбрасывалось такое количество адреналина, что Гарриет трясло, но это ей нравилось. Работа засасывала ее как наркотик. Она стала уважать себя, она достигла необыкновенных высот. Неужто она так испорчена?
Когда Гарриет обдумывала детали нового плана, кровь ее все сильнее бурлила в жилах. Она решила использовать безумие Тоби и выплатить ему очередную часть долга. Это не причинит ей боли, не огорчит ее. Она всего лишь будет немного унижена. Гарриет серьезно взялась за дело.
Инструментами для приведения плана в жизнь должны были стать тарелки с сэндвичами и домашняя видеокамера. Для начала она приготовила гору булочек, начиненных сыром и маринованными огурчиками, кусок бекона, сэндвичи с салатом и помидорами и разложила все это на три больших блюда. Накрыв угощение тонкой пленкой, она спрятала блюда и две большие бутылки пепси-колы в буфете.
Мысль о видеокамере пришла ей в голову, когда она делала очередную пробежку по Гринвич-парку. Около обсерватории, как обычно, была целая толпа гуляющих, и Гарриет устало подумала о том, что люди без конца снимают себя на видео. Из каждой парочки один человек непременно держал палец на кнопке камеры. Но, черт возьми, снимали почти всегда мужчины. Ну почему так устроено, что, как бы ни менялся мир, мужчины всегда были впереди? Это они снимают на камеру, они чаще всего водят машины, выбирают блюда из ресторанных меню, покупают вина, билеты на самолет, устраивают шашлыки! Они играют в крикет, они правят церковью, входят в правительства, в ООН, и они же развязывают войны!
Эти размышления на время отвлекли Гарриет от грустных мыслей, но вдруг ее осенило.
— Видео! — прошептала она. — Да! Питер будет снимать соревнования на видео!
Итак, приготовив бутерброды, Гарриет с замиранием сердца намекнула обо всем этому мерзкому Тоби и запустила план в действие. Она предложила Питеру снять на видео соревнования, а потом привезти детей к ним и показать им пленку.
В среду вечером они собрали юных спортсменов у центра досуга. Гарриет подумала о том, что, пожалуй, еще ни одна команда пловцов не ездила на соревнования на «роллс-ройсе» и серебряном — пусть и стареньком — «порше»! Команда расшумелась вовсю.
Но, несмотря на шикарные автомобили, команда Джонти проиграла крупным подросткам, добившимся высоких результатов с помощью стероидов и кокаина. Однако сам Джонти все же сумел на минуту сорок секунд обогнать противника в первом заплыве, и это, надо сказать, неплохой результат для самого младшего члена команды.
Гарриет с Тоби наблюдали за соревнованиями с балкона. Они почти не разговаривали. Тоби сидел в стороне от нее и, похоже, спал. А Питер босиком бегал вокруг бассейна с видеокамерой, воображая себя то ли Джоном Бурманом, то ли Мартином Скорсезе. Он был в полном восторге от отведенной ему роли.
Команду Бромли поддерживал целый хор голосов, не умолкавший весь вечер. Гарриет подумала о том, что детям из Гринвича не хватало поддержки их тренера Гэри Хоупа.
А потом Гарриет отправилась в туалет и вдруг натолкнулась на того самого типа, который прожигал ее взглядом на прошлых соревнованиях. Тогда она еще притворилась, что у нее болит голова, и ушла в машину. Это было одно из тех совпадений, которых Гарриет ужасно боялась. Правда, на этот раз мужчина, казалось, вообще не заметил ее. Однако Гарриет уже не сомневалась: в августе она встречалась с ним, это ее бывший клиент. Наверняка он один из родителей команды противника. Гарриет ничего не помнила — ни его имени, ни профессии, ни того, где была с ним. Ничего! Хотя нет, они были в какой-то квартирке в Сити. Неужели именно он стал шантажистом?
А чуть позже случилась одна нелепая вещь. Они уже вышли из бассейна, и мальчишки с мокрыми волосами, то и дело ронявшие полотенца и выкрикивающие что-то, шумно забирались в машины. Тут из дверей вышел тот самый тип с женой и сыном. И вдруг его жена сказала:
