ключом проворачивают со своей стороны.
Мамочки! Куда я попала?
Здесь же крыша, а не участок.
Дергаю дверь открыть, но там уже заперто.
Всего-то девятнадцать лет пожила. Кто-то решил, что хватит. Капееец.
— Майя, ты ко мне с любимым блюдом?
— Ты… ты?!
Захлебываюсь в словах из ругательств. Меня же так и притащили с капустой сюда.
— Узнаешь наше место? — Гордей ближе подходит.
Верчу головой.
Оно!
Сюда меня летун на закат заманил. И ради чего? Хнык. Всхлипываю внутри себя.
— Совсем уже всю совесть потерял? Сомов, ты идиот?!
Беру и бросаю в него капустой.
Он ловит кочан на лету. И хоть бы немного боялся, чтоб его, ненормального.
— Да, я влюбленный идиот. Майя, ну я не могу без тебя, а ты не прощаешь.
— И ты думаешь, что сорвал меня сюда, насильно попросил привезти, тебе поможет?
— Когда-нибудь, да.
Вот сейчас я вообще ничего не поняла.
Почему он уверенный такой подозрительно…
— Что значит, когда-нибудь?
— Будем здесь сидеть, пока не поможет. Можем и пожить какое-то время, как в отеле «На крыше». На закаты смотреть, — к небу руки возводит, добивая меня.
— Ты серьезно? Сомов, лучше не шути так, — мне дурно становится и хочется кого-то прибить.
Но он не весел, я вижу в нем вчерашнюю горечь в глазах, такой же расстроенный, и еще больше небритый.
— Майя, я хочу поговорить с тобой, все объяснить. Без вранья, только правду. Но ты меня гонишь или сбегаешь. А я не могу без тебя, понимаешь?
Вроде бы я могу без него…
Уже слезы плакать в подушку закончились.
Прошу открыть дверь. И тут Гордей мне заявляет новое правило, что из этого отеля, можно выйти одним способом: я должна крикнуть с крыши, что его прощаю. Только честно крикнуть, а то опять сюда вернут.
— С тобой понятно, — киваю на обнаглевшего парня. — Кого подговорил? Кто эти два полицейских со страшными мордами?
— Не узнала?
— У меня от шока не было времени сильно рассматривать.
— Это мои братья. Они тоже хотят, чтобы мы помирились.
И как я сразу не догадалась?
Только Сомовым такое придет в голову!
Значит, морды — накладной грим, который я им яблоками примяла слегка. Корочки документов сделать для них не проблема.
— А как же голос? — Нахожу, что сбило с толку. — У того, что говорил, грубый бас грохотал. И машина совсем незнакомая.
— Вчера весь вечер Плат тренировался ради нас. У Евсея не получалось, настолько пародировать. Машину взяли в офисе у одного из юристов, — подробно объясняет без утайки, руками не трогает, но глазищами всю душу выворачивает.
— И додумались же! Вы точно все с приветом. А ты самый из всех ненормальный!
— Для тебя я и хочу быть самым-самым, — тихо произносит, а во мне, словно эхом отдаются слова.
Все ясно. Он задумал повторение с ужином, как на нашем свидании. Стол на том же месте. Блюда, так понимаю, из ресторана. Скоро закат.
Подходим к столу. Гордей на меня кофту накидывает, и садимся напротив.
— Помнишь, я тебе говорила, что прошлые приемчики не прокатят? — мне несложно напомнить. — Ты ведь опять меня хочешь романтикой подкупить. Считаешь, что я вкусный ужин поем и растаю?
— Вообще не спеши таять. У нас же полно времени, — пожимает плечами. — Только сегодня из ресторана, что не съедим, то пропадет. На завтра у нас консервы и сухари будут. Тьфу, чуть не забыл! Ты же нам капусту еще принесла, позаботилась.
Обалдеть. Вот это я попала.
— Так, а это... Где я буду спать?
Гордей прикрывает смешок.
Зато я сижу покрасневшая.
Нет, не собираюсь здесь спать. Не хватало! Но язык взял да ляпнул, ну и мне не смешно.
— Если прижмешься ко мне, не замерзнем, — ласковое предложение тут же получаю.
Предупреждаю: не злить меня. И Гордей начинает подробно рассказывать правду. С самой первой встречи. Признается, как боролся за победу, и чем ближе меня узнавал, тем больше думал обо мне, а не о споре.
Получаю ответ, как нашли меня братья. Мушка существует, и кто стал обладательницей? Я.
— И еще я врал, что на этой крыше мое место, — он продолжает признаваться, а я, то ругаюсь и психую, то подгоняю, чтобы дальше рассказывал. Любопытно же все-таки.
— Не твое? А чье оно? — сдурею от таких открытий.
— Вообще-то было ничьим, просто ровная крыша. Теперь я его нашим считаю. Майя… — делает заминку, словно волнуется и надо собраться. Затем продолжает: — Только с тобой я начал называть вещи или места общими с девушкой. Ты перевернула мой мир, а я боялся тебя потерять, и… в итоге разрушил.
Мы оба понимаем, что речь о том, что в споре не сознался.
Узнай я, как меня использовали от самого Гордея, ничуточку легче бы не стало.
На три условия он меня точно толкнул.
Вот только с моей памятью порядок. И я помню, что с четвертым условием решение было за мной. Для победы, при желании, он мог бы и раньше нас к черте подвести. Зачем со мной время терять…
Мою руку осторожно накрывает мужская ладонь. Глаза не поднимаю на него, мне надо собраться с решением.
Понимаю две вещи: оставаться без любимого я не могу, и жить в ожидании новых Сомовских заскоков тоже не хочется.
— Я хочу сказать тебе… — начинаю, не разрывая контакт наших рук.
Снизу раздаются крики:
— Вы скоро там помиритесь?
И хором голоса:
— Майя, прости Гордея! Майя, прости Гордея! Скиньте хоть что-то поесть!
— И это братья будут орать, пока соседи полицию не вызовут, — Гордей объясняет мне, придвигаясь все ближе.
— Раз ты с условиями умеешь справляться, — под фон криков поддержки Сомовых приходится продолжать, — Я смогу тебя простить со своим условием.
— Называй, любимая!
Еще не назвала, а он уже на колени к себе затянул.
— Ты должен будешь доказать, что ради меня выполнишь нечто новое для себя. Узнаешь, что именно, когда я скажу тебе: «Это цена моего доверия, Гордей».
Хи-хи. После такого, красавчика больше спорить не потянет.
— Даже не сомневайся, моя девочка. Выполню без проблем.
Скороговоркой проговаривает, и мои губы не принадлежат больше мне. Наш поцелуй становится, как глоток воздуха после запрета. Зарываюсь пальцами в волосы на затылке, опять
