я не видел его боли?
Я никогда не видел в нем ничего, кроме потрясающе красивого. Это мое единственное оправдание того, что я так не обращаю внимания на его неуверенность. И он повесил трубку прежде, чем я успел ему это сказать. Сказать ему, что я тоже его люблю.
И что я возвращаюсь.
— Вася? — Голос моей мамы доносится из моей спальни. — Где ты? Я думала, ты… Ее слова обрываются, как только она открывает дверь в ванную. — В чем дело?–
— Ничего. — Я вытираю нос рукавом и улыбаюсь. — Я возвращаюсь на Сицилию.
Моя мать пугающе замирает. — Что?–
— Я люблю его, мама. Я влюблена в Рафаэля.
Мама бросается ко мне и приседает возле унитаза, обнимая меня. — Тише. Ты просто запутался, детка. Это пройдет.
— Я не запуталась, мама. Впервые за несколько месяцев я думаю ясно. Я сжимаю ее руку. — Я возвращаюсь к нему.
Она откидывается назад и хватает меня за плечи. — Что? Нет, я этого не позволю.
— Мне не нужно твое разрешение, мама. Я вытираю слезы со щек и встречаюсь с безумным взглядом матери. — Ты как никто другой должен понять, что когда твое сердце выбирает кого-то, пути назад уже нет.
— Нельзя за два месяца полюбить человека, Василиса!–
— Ой? Сколько времени тебе понадобилось, чтобы влюбиться в папу?–
— Это было другое.
— Ага. Он шантажировал тебя, чтобы ты вышла за него замуж! Могу добавить, дважды. Я фыркаю. — Он говорит, что ты влюбился в него всего за день.
— Точно нет! Это заняло у меня как минимум месяц.
Из меня вырывается смех. — Вот и все.
Лицо моей матери падает, на нем написано беспокойство. — Ты уверен, что испытываешь чувства к этому мужчине?
— Да.–
— Сколько ему лет?–
— Тридцать девять. Какое это имеет отношение к тому, что я чувствую?–
— Я просто говорю. Он намного старше. Опытный. Я понимаю, как такой человек, как он, может заставить девушку влюбиться в него. Это просто увлечение, и оно пройдет.
Я беру ее руку и прижимаю ее ладонь к середине своей груди. — Во мне есть дыра, прямо здесь. Это произошло в тот момент, когда я проснулся в самолете и понял, что Рафаэля со мной нет. Одна только мысль о возможности никогда больше не быть с ним приводит к тому, что эта дыра расширяется. Я чувствую себя пустым без него. Я вернулся. Но мое сердце осталось на Сицилии. С ним. И никто не может жить без своего сердца, мама.
— Но. Ты не можешь просто взлететь. Твой папа потеряет это, Вася. Он никогда не позволит тебе уйти.
— Я знаю. Поэтому я бы хотел, чтобы вы объяснили ему, что я больше не маленькая девочка, которую ему нужно защищать от монстров. Это больше не то, что мне от него нужно. Я хочу, чтобы он понял: хотя я люблю его и всегда буду любить, мне пора начать жить своей жизнью.
— Ты знаешь, как маниакально твой отец защищает тебя и Юлю.
— Да. Но мне не нужна его защита, мама. Мне нужна его поддержка.
— Хорошо, — выдыхает она. — Знаешь, бывают случаи, когда твой отец все еще просыпается весь в поту из-за сна о взрыве в торговом центре. Мне тоже снятся кошмары по этому поводу. Боже, я так благодарна, что ты был тогда таким маленьким, что не помнишь этого.
— Это было много лет назад.
— Не имеет значения. Подобные вещи откладываются в вашей памяти, и сколько бы времени ни прошло, вы не можете их забыть. Вы даже не представляете, как это было страшно, Василиса. Она сжимает мою руку и вздрагивает. — Столько крови. Роман добрался до тебя первым, и ему пришлось фактически вытащить тебя из рук того человека, который тебя спас. Он прижимал тебя к своей груди — так сильно — практически окутывая тебя всем своим телом. В его руки и руки попали осколки стекла. И его лицо. Иисус Христос. Я буду помнить его изуродованное лицо всю жизнь.
Его руки. Его лицо. Пол валится у меня из-под ног. Мама продолжает говорить, что-то о приезде машин скорой помощи, но слова не доходят. Руки и лицо. Измельченный. Нет, это не может быть он.
Я вспоминаю тот день, который мы провели вместе в ванне. Рафаэль спрашивает меня о шраме на моей спине. Он что-то сказал. Кое-что о кисмете.
Судьба.
— Как он выглядел? — Я шепчу. — Человек, который меня спас?
— Я. Я не знаю. Он был весь в крови. Я думаю. У него были темные волосы. И он был высоким. Широкий. Помню, я подумал: возможно, именно его такой большой размер и смог защитить тебя от всего этого стекла. Роман пытался его найти. После. Он обратился к Эндри Душку, лидеру албанского картеля, из-за татуировки, которую твой отец увидел на руке молодого человека. Но Душку ему сказала, что никто из их участников в тот день не пострадал.
— И. Я глотаю. — Как выглядит знак албанской банды?–
— Эм. Я не уверен. Я думаю, это два кинжала с зеленой змеей…
— Свернулись вокруг них, — перебиваю я, и слезы снова угрожают вылиться из моих глаз.
— Да. Откуда ты это знаешь?–
— Я видел это.–
Он знал. Он знал и не сказал ни слова. Должно быть, он понял это, когда мы говорили о моем шраме. Но он не дал получить преимущество. Никаких сделок. Никаких сделок. Никаких долгов, которые заставят меня остаться.
Вы ему не в долгу, сказал он.
Я обнимаю маму за спину и целую ее в щеку. — Юля разозлится, потому что вы, ребята, не взяли ее с собой в аэропорт.
— Последние несколько дней она плохо себя чувствовала, поэтому мы позволили ей поспать. И мы не знали, чего ожидать, Василиса. Мы не знали, в каком состоянии ты будешь. Этот человек держал тебя месяцами и….
Грустная улыбка тронула мои губы. — Позволь мне заверить тебя в одном, мама. Руки этого человека — самое безопасное место, где я когда-либо мог быть.
— Что ты имеешь в виду?–
— Потому что это был он, — шепчу я. — Человек, который спас мне жизнь много лет назад. Это был Рафаэль.
— Нельзя ни при каких обстоятельствах пропустить ни одного человека—, — говорю я людям, собравшимся вокруг меня, и проверяю магазин своей полуавтоматической винтовки. — Одна шальная пуля, и вся эта территория позади нас разлетится в клочья.
— Босс, у меня на линии ваш брат.
Я выхватываю телефон из руки моего мужчины
