— Джин…
— С Джин его связывали отношения чисто физического плана, и Колин был ею ослеплен, — сказал Трис, наливая в кружку кипяток.
У Джеммы был угрюмый вид.
— Если Джин ослепительна, то какова я? Невзрачная, скучная… Утешительный приз?
— Вы его любовь, — ответил Трис и добавил в ее кружку молока.
— Но мы знаем друг друга совсем недолго.
— Вы правы. — Трис сел рядом. — Всем известно, что для того, чтобы влюбиться, необходимо знать человека два целых и шестьдесят восемь сотых года.
Джемма не могла заставить себя рассмеяться.
— Что же мне делать? Не так я представляла себе свою дальнейшую жизнь. Я хотела подождать, пока допишу диссертацию, получу хорошую работу. — Она посмотрела на Триса. — Но миссис Фразьер хотела внуков и не раз высказывала свое желание вслух…
— Вы не думаете, что к вашему состоянию имеет некое отношение незащищенный секс? — спросил Трис.
Джемма застонала.
— Я бы предпочла думать, что все это проделки камня, лишь бы не признаваться в своей глупости.
Трис засмеялся.
— Ладно, уже поздно. Я отвезу вас домой. Завтра я отправлю вам вашу машину и привезу кое-какие витамины. Дайте мне знать, как только поговорите с Колином, и я договорюсь с Рейчел, чтобы она помогла вам правильно питаться. Вам это необходимо.
Когда он помог ей встать, она посмотрела на него.
— Мне или ребенку?
— Большому жизнерадостному младенцу Фразьеру. Не думали еще, что он пожелает, когда вырастет?
— Не напоминайте мне. — Джемма направилась к двери, Трис следом. — Я думаю, мы оба догадываемся, отчего желания стали сбываться. Ваша племянница вытащила камень из свинцового футляра, и джинн выскочил из бутылки.
— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Трис. — Еще не придумали, как назовете ребенка?
— Вам нравится надо мной издеваться, да?
— Да, — улыбнулся Тристан. — Колин мой друг, а не только двоюродный брат, и я с ужасом ждал того дня, когда он придет ко мне и скажет, что они с Джин собираются пожениться. Я всегда спрашивал себя, смогу ли притвориться, что рад за него.
Они уже подошли к машине Триса, и он помог ей сесть на пассажирское сиденье.
— Вы ведь никому об этом не расскажете?
— Я никогда не стал бы выдавать секреты своих пациентов или друзей. Пока вы сами не позволите мне, я буду нем как рыба. Пристегнитесь. Теперь вам нужно думать не только о себе.
Джемма думала, что не сможет заснуть, но, после того как Трис, доставив ее в гостевой дом, уехал, она уснула сразу. Проснувшись рано утром, она первым делом подумала о том, что, когда она впервые оказалась в Эдилине, ей так тут понравилось, что она захотела стать здесь своей. Было ли то ее заветное желание? «Услышало» ли ее мерцающее колье Нелл?
Джемма лежала в кровати, положив ладонь на плоский живот. Она не могла представить, что в нем растет ребенок. Но если верить доктору Трису, именно это сейчас и происходит.
Джемма закинула руки за голову и принялась изучать взглядом потолок. Так что делать теперь? Конечно, первым делом надо сказать Колину.
С другой стороны, что, если он попросит ее руки лишь из чувства долга? Что это будет за брак, если он проживет жизнь, чувствуя, что его принудили или заманили в ловушку?
Джемма встала, а когда принимала душ, сама мысль о том, что она ждет ребенка, показалась ей фантастической. Она не чувствовала никакого недомогания и дискомфорта. Как насчет тошноты по утрам? Она положила руку на живот.
— Ты решил быть не таким, как все, и делать меня больной по вечерам, да?
Она вышла из душа, оделась, плотно с удовольствием позавтракала и принялась за работу. Она писала о том, что ей удалось узнать о первом Шеймасе Фразьере, и на время работы почти забыла о вести, грозившей изменить всю ее жизнь. В тишине библиотеки она могла отложить тревогу о будущем на потом.
В какой-то момент она почувствовала, что не может противостоять искушению и очень хочет взглянуть на то, что, возможно, и было тем самым камнем заветных желаний. Этот камень был таким маленьким — крохотный осколок неправильной формы, поблескивающий, если поднести его к свету, в овальной оправе — размером не больше ногтя на ее мизинце. Неужели нечто столь заурядное действительно могло исполнять желания?
Джемма понимала, что поступает неправильно, но все равно сжала камешек в ладони и сказала:
— Я хочу, чтобы мой ребенок прожил долгую и счастливую жизнь.
Она раскрыла ладонь, чтобы проверить, не изменил ли камень цвет, как это было, когда он висел на шее игрушечного медведя Нелл, но цвет камня оставался прежним.
— Это так глупо, что уже даже не смешно, — сказала Джемма, спрятав колье между двумя свинцовыми пластинами и захлопнув серебряную пудреницу. Джемма положила ее в маленькую корзинку на полке в ванной, где держала остальную свою косметику, спрятав камень у всех на виду.
Днем на пороге появился Шеймас. Она не пошла открывать, лишь жестом показала ему, чтобы входил. Он сразу прошел на кухню и сделал для них обоих пару сандвичей, после чего сел рисовать.
У них с Шеймасом уже выработался ритуал общения. Они почти не разговаривали, и она знала, что ему нравится тишина, которая обычно ее окружала. Она заметила, что жизнь в доме Фразьеров била ключом, и ей такой стиль жизни был не слишком по нраву. Возможно, и Шеймас предпочитал более спокойную жизнь, чем вели его родители.
— У меня будет тихий ребенок, — сказала она, затем подняла взгляд на Шеймаса. У нее это само вырвалось, она не собиралась говорить этого вслух, но Шеймас, похоже, ее и не услышал. Он продолжал делать наброски в своем большом альбоме.
Позже Джемма кивком указала на деревянный этюдник на столе. Вся нижняя его часть была оклеена серым скотчем, и выглядело это уродливо.
— Почему бы тебе не оставить его тут, а я попробую его починить?
Он согласно кивнул, не поднимая глаз. Что бы он там сегодня ни рисовал, это поглощало его целиком.
Джемма вернулась к своей работе, пытаясь привести разрозненные заметки в порядок, так чтобы получился связный рассказ. Дважды она поймала себя на том, что перечитывает имена тех людей, о которых писала. Похоже, Фразьеры любили давать своим отпрыскам старинные имена, но ей претила сама мысль о том, чтобы обременить своего ребенка именем Перегрин. А если у нее будет девочка? Захочет ли Элея, чтобы она дала своему ребенку имя Пруденс? Джемма утешила себя тем, что миссис Фразьер свою дочь назвала вполне приличным именем Ариэль.
Пока Джемма раздумывала над этим, Шеймас ушел, помахав ей рукой на прощание и закрыв за собой дверь. Она видела, что он оставил этюдник на столе и из-под него выглядывал листок бумаги. Поскольку Шеймас редко позволял кому-нибудь смотреть на свои рисунки, Джеммой овладело любопытство. Она встала и подошла к журнальному столику. Когда она взяла рисунок в руки, то, что она увидела, так ее поразило, что она тяжело опустилась на диван.
