– Она хотела взять тебя на пушку, но из этого ничего не вышло. Если она заметит, что ты боишься, она будет чувствовать себя победительницей. Мать любит держать людей в напряжении.
Чарли гладила волосы у него на груди.
– Похоже, ты это знаешь по собственному опыту.
Питер повернулся на бок, чтобы Чарли не видела его лица.
– У отца была любовница. – Он рассмеялся. – Думаю, его можно понять. Во всяком случае, мать об этом узнала и превратила его жизнь в ад. Она сказала ему, что, если он не бросит любовницу, она отнимет у него все его состояние. Он расстался с любовницей, но мать постепенно, по частям отобрала все прямо у него из-под носа. Я считаю, именно это его и убило.
– Ты был мальчиком, когда он умер. Откуда ты знаешь?
– Прислуга любит сплетничать.
Чарли начала растирать ему плечи, массировать спину. Постепенно Питер расслабился.
– Может, нам следует обо всем ей рассказать? Может, ей лучше знать правду?
– Ни в коем случае. Если мать узнает, что Дженни дочь Марины, разразится международный скандал. Она способна оповестить об этом весь свет. Она отравит Марине жизнь.
– Ты забываешь, что официально Дженни не является дочерью Марины. Она наша с тобой дочь. Мы удочерили ее по закону. Что, если мы скажем твоей матери только это и не больше? Скажем, что удочерили Дженни, но скроем, кто ее мать?
– Ей покажется подозрительным, что новобрачные немедленно удочерили ребенка, а не попробовали сначала завести своего собственного.
– Давай скажем ей, что я не могу иметь детей.
Питер повернулся к Чарли и посмотрел на нее. Чарли увидела боль в его глазах.
– Я с тобой не согласен. Ты забываешь, что мы хотим иметь детей. Разве не правда, что мы с тобой мечтаем о собственных детях?
– Да, конечно, Питер. Я совсем запуталась и не знаю, что говорю.
– Так что давай действовать. – Он просунул руку под ее ночную рубашку. – Давай не откладывать это в долгий ящик. Как только ты забеременеешь, все забудется. Она примирится с Дженни и с нами тоже. Особенно если у нее будет внук, которому она передаст текстильную компанию «Хобарт».
Чарли обняла и поцеловала Питера долгим поцелуем, отвечая на его ласки.
– Блестящая идея, мистер Хобарт, – шепнула она.
– А пока, – тоже шепотом заметил Питер, – постарайся все-таки завоевать симпатии матери.
Чарли вздрогнула.
– Нет, Питер, из этого точно ничего не выйдет.
– А ты попробуй. Ты умная, красивая, привлекательная. Если ты перестанешь бегать от матери, а покажешь себя с лучшей стороны, я уверен, она полюбит тебя так же, как я.
– Я не знаю, с чего начать.
– А ты хорошенько подумай.
Но в глубине души Чарли не верила, что когда-нибудь Элизабет Хобарт примирится с ней и с Дженни.
Целых два года Чарли безуспешно пыталась забеременеть. Гинеколог объяснил, что у нее загиб матки, это уменьшало ее шансы иметь ребенка, но не лишало надежды.
– Расслабьтесь, – советовал ей врач.
– Расслабься, – твердила ей мать после того, как Чарли все ей рассказала. – У меня тоже загиб матки. И шестеро детей.
Но Чарли не могла расслабиться. Каждое утро она просыпалась с надеждой, что новый день принесет перемены и что ее жизнь станет такой, какой она виделась ей в мечтах. Каждый вечер Чарли молилась, чтобы завтра Элизабет Хобарт смягчилась и сказала ей хотя бы одно доброе слово. Но Чарли напрасно ожидала добрых слов, она их так и не услышала и в конце концов пришла к выводу, что ей все-таки следует благодарить судьбу: как и предсказывал Питер, Элизабет не пошла дальше обвинений. Если холодный взгляд и равнодушие были оружием, с помощью которого Элизабет пыталась запугать невестку, то Чарли готова была терпеть эту пытку. Питер и Дженни стоили такой жертвы.
Пока Питер проводил почти все время в конторе или путешествовал по всему свету, Чарли заботилась о Дженни. Она восхищалась тем, как стремительно росла дочь, какими крепкими и быстрыми стали ее ножки, какой доброй и доверчивой сделалась ее улыбка, какими нежными и ласковыми были ее объятия. Когда Дженни исполнился год, она начала ходить. А очень скоро после этого начала говорить. «Мама» было самым первым ее словом.
Восторг Чарли омрачался лишь тем, что Дженни действительно была совсем не похожа на ту женщину, которую называла мамой, и на своего отца Питера. Чарли грезила о том дне, когда на свет появится их собственное дитя, их плоть и кровь, плод их взаимной любви, а не их любви к Марине.
Однажды, холодным осенним утром 1982 года, Чарли медленно прогуливалась с Дженни, держа ее за руку и приноравливаясь к неровным коротеньким детским шажкам. Они гуляли по парку вокруг особняка и, как всегда, зашли на конюшню. «Лошадка» было любимым словом маленькой Дженни.
Из всех времен года Чарли особо выделяла осень, с ее пожелтевшей душистой сухой листвой, напоминающей ей о чудесных днях в колледже, о веселье и трогательной дружбе, которые она делила с Мариной и Тесс. Она погрузилась в воспоминания о подругах, об их долгих беседах и ужинах с холодной пиццей и не заметила, как их догнал Питер.
– Как сегодня поживают мои прекрасные дамы? – спросил он и поцеловал в щеку сначала Чарли, а потом Дженни.
– Лошадка, – немедленно отозвалась Дженни.
Питер рассмеялся и повернулся к Чарли.
– Мне придется уехать на несколько дней, – сказал он.
– Как, опять?
Казалось, Питер больше отсутствовал, чем присутствовал, словно Элизабет намеренно старалась их разлучить и лишить нормальной спокойной жизни, словно ее целью было постоянно держать их в напряжении.
– Что поделаешь, любимая. Работа есть работа.
Чарли поправила бархатную шапочку на голове Дженни.
– Чем больше ты отсутствуешь, тем меньше у меня шансов забеременеть.
– Ты помнишь, что сказал доктор. Тебе следует расслабиться.
– Как я могу расслабиться, если ты оставляешь меня здесь одну.
– Ты здесь не одна.
Чарли не стала напоминать Питеру, что, за исключением Дженни, она здесь все равно что одна. Уже не раз Чарли спрашивала себя, а не допустила ли она ошибку, не уступив Элизабет тогда, два года назад. Взяв Дженни за руку, Чарли двинулась дальше.
– Я вернусь в конце недели! – крикнул ей вслед Питер.
Чарли кивнула, но не могла заставить себя обернуться и посмотреть ему вслед. Как не могла и посмотреть вперед, на череду предстоящих пустых дней без Питера, пустых дней в особняке Хобартов, где она была не больше чем пленницей.
Она услышала, как Питер бегом догоняет их.
– А почему бы тебе не навестить своих в Питсбурге?
– Нет. Отец с матерью сейчас оба работают.
Чарли не посмела сказать Питеру, что она просто не решается ехать домой: ведь в семье О’Брайанов ее, не в пример другим детям, считали хорошо устроенной. Она не могла огорчить родителей и услышать от них: «Мы же тебе говорили». Чарли взяла Дженни на руки.
