— Но Билл ведь прислал белого вина, правда?
При воспоминании о Билле Брэндоне Белл тепло улыбнулась.
— Дорогой Билл! Никогда еще не встречала мужчины, который был бы так заботлив.
В кухне на столе валялся школьный рюкзак Магз. Ее самой нигде не было видно: вне всякого сомнения, она засела в домике на дереве, построенном для нее Томасом, и строчила СМС подружкам. С тех пор как Марианна пошла на поправку, Маргарет от облегчения впала в хандру и была постоянно недовольна; всякий раз, когда ее о чем-то просили — не включать слишком громко музыку, не занимать ванную часами, не таращиться в хмуром молчании на содержимое своей тарелки во время еды, — она в ответ кричала: «Вы что, сговорились портить мне жизнь?» — и пулей вылетала из комнаты.
— Ей разве не надо делать домашнюю работу? — рассеянно поинтересовалась Белл.
— Надо, наверное.
— А может… мы не станем ее заставлять? По крайней мере, пока?
Элинор без сил опустилась на стул.
— О да, пожалуй, — устало ответила она.
Белл открыла холодильник и вытащила оттуда бутылку белого вина. Поставив бутылку на стол, она коротко глянула на Элинор.
— У тебя все в порядке, дорогая?
— Да. Все хорошо. Я просто хотела тебе рассказать… в общем, Уиллз был в больнице. Прямо перед вашим приездом.
На лице у Белл не отразилось ни удивления, ни даже особой заинтересованности. Как ни в чем не бывало, она принялась ввинчивать в пробку штопор, заметив равнодушно:
— Надо же…
— Да, мама. Он примчался из Лондона, потому что Шарлотта сообщила ему про приступ у Марианны.
Белл сосредоточенно крутила штопор.
— Очень неосмотрительно с ее стороны.
— Знаю. Я ей уже сказала. Она говорит, Уиллз до сих пор без ума от Марианны, всегда был и будет, вот она и решила, что в такой ситуации он должен все знать — и Марианна тоже.
Белл медленно вытащила пробку. Потом чуть ли не с пренебрежением заметила:
— Пустое, дорогая.
— Мама… Как ты думаешь, я должна сказать Марианне?
— Зачем?
— Ну, — проговорила Элинор, пододвигая к Белл бокалы, стоявшие на столе, — возможно, ей станет легче, если она узнает, что он действительно питал к ней чувства, и что она была права, когда настаивала на этом?
Белл аккуратно налила вино в бокалы.
— Какой дивный цвет, только посмотри! Нам очень повезло, что Билл так хорошо разбирается в винах. Знаешь, дорогая, по-моему нам не стоит опять напоминать Марианне о Уиллзе. С этой историей давно покончено. С Уиллзом покончено. У Марианны есть куда лучший претендент на ее руку и сердце. — Белл поставила один бокал перед Элинор. — Я тебе не говорила…
— О чем?
Белл присела по другую сторону стола и с довольным лицом сделала большой глоток вина.
— О той поездке, с Биллом. Вначале мы все были в панике, что вполне естественно, и я решила, что он так сдержан и молчалив из уважения к нашим чувствам, но потом ты прислала сообщение, и я вдруг увидела, что он пытается сдержать слезы — настоящие слезы! — и, хотя не собиралась ничего говорить, помимо воли воскликнула: «О Билл, дорогой, похоже, вы не просто испытываете облегчение из-за меня и девочек!» Он только кивнул, а потом вдруг резко свернул на обочину, обхватил руль руками, спрятал лицо и — клянусь тебе, Элинор, — разрыдался как ребенок. Мы с Магз погладили его по спине, как делала ты, и тут он всхлипнул и сказал, что все это безнадежно, он ужасно скучный и, конечно, девушка вроде Марианны даже не посмотрит в сторону такой старой развалины, а мы ответили, мол, кто не рискует, тот не пьет шампанского, а он попросил никому об этом не рассказывать, никогда, потом высморкался, и мы двинулись дальше. Ну разве не чудесно?!
— Он прекрасный человек.
— Я знаю. И очень симпатичный.
— Богатый, ты хочешь сказать.
— Нет, дорогая. Конечно, здорово, что у него есть деньги, и дом, и бизнес, и все прочее, но это не главное. Главное, что, глядя на него, невольно отмечаешь про себя: до чего симпатичный мужчина. Очень, очень симпатичный. А что думает Марианна?
Элинор провела пальцем по ободку бокала.
— По-моему, она сейчас не способна думать о мужчинах…
Дверь в кухню распахнулась.
— Вот и неправда, — сказала Марианна.
— Дорогая!
Она вошла, в своей клетчатой пижаме с розочками, пододвинула себе стул и уселась за столом.
— Можно налить мне тоже?
— Ты что, подслушивала под дверью? — спросила Элинор.
Марианна улыбнулась.
— Да.
— И как давно?
— Достаточно, — сказала та и снова поглядела на вино. — Так что, вы со мной поделитесь?
Элинор холодно сказала:
— Возьми себе бокал.
— Дорогая, — вставила Белл, — я не хочу никого обнадеживать понапрасну. Тем более Билла.
Марианна поднялась и, обогнув стул, на котором сидела Элинор, подошла к шкафчику с бокалами. Нарочито небрежным тоном она заметила:
— Он правда хороший человек. Очень хороший. И, как вы правильно заметили, симпатичный.
— А Уиллз? — спросила Элинор. — Он тоже симпатичный?
Марианна вернулась на свой стул и поставила на стол бокал.
— Я… я пока не могу сказать, — тихо ответила она. — Не сейчас. Не надо спрашивать меня.
В кухне воцарилось молчание. Белл подтолкнула бутылку с вином Марианне. Та взяла ее, налила себе в бокал и снова поставила на стол. Потом неуверенно произнесла:
— Мне было бы легче, если бы я знала, что он мне не врал. Что наши отношения не были игрой воображения, что я не придумала их сама, выдавая желаемое за действительное. И что Уиллз не был циником и подлецом.
Она замолчала. Белл посмотрела на Элинор. Та склонилась к сестре.
— Значит, ты слышала не все. Нет, он не был циником.
Марианна отпила глоток вина.
— Откуда ты знаешь?
— Он приезжал в больницу.
Бокал тихонько звякнул, когда Марианна поставила его на стол. Щеки у нее внезапно вспыхнули, и она прижала к ним ладони.
— Он… что?
— Шарлотта позвонила ему. Решила, он должен знать, потому что до сих пор без ума от тебя. И всегда был. Он попросил меня сказать тебе.
Марианна отняла руки от лица. Потом вздохнула.
— Ох, — только и смогла произнести она.
Белл наклонилась вперед.
— Я всегда тебе говорила, дорогая, — сказала она. — Ему нельзя было доверять.
— Элли, — продолжала Марианна, словно не слыша замечания матери, — но почему ты до сих пор молчала?
— Я собиралась…
— Ты думала, что все начнется сначала?
