– Иди ко мне. Медленно.
Она встала, повернулась и пошла к нему. Движения ее были медленны, потому что он ждал, он жаждал обладать ею, но теперь была ее очередь дразнить, искушать, и Жасмин хотела, чтобы желание раздирало его. Когда она остановилась перед кроватью, он сказал:
– Закрой глаза и повернись.
Жасмин подчинилась и вздрогнула от испуга: он завязал ей глаза. А затем связал руки за спиной.
– Доверься мне, – повторил Джош.
– Я верю, – прошептала она.
– Я люблю тебя, – сказал он, укладывая ее на кровать. Жасмин словно видела себя со стороны: она лежит перед ним обнаженная, беззащитная. И в то же время она чувствовала, сколь огромна ее власть над этим мужчиной.
Джош стал целовать Жасмин, вжимая в постель весом своего тела.
– Не покидай меня больше – шепнул он. – Если ты уйдешь, я умру.
Она страстно ответила на поцелуй. «Пусть он поймет, что я принадлежу только ему, а он принадлежит мне». Этот вкус, этот запах, жар его тела, его сила, входящая меж ее бедер.
«Я больше никогда не стану сомневаться в нем, – думала Жасмин, выгибаясь навстречу его телу. – Никогда не стану сомневаться в себе. Мы можем быть вместе. Только вместе мы обретем счастье. И тогда… тогда мы выстоим против всего мира. И победим своих демонов. Вместе».
Тела их двигались в едином ритме.
– Скажи, что ты меня любишь.
– Я люблю тебя. – Губы ее пересохли от желания.
Джош вжимался в ее тело, слушал стоны, срывавшиеся с ее губ, и желание его не убывало. Жасмин не могла видеть лицо мужчины, который ласкал ее, перед глазами была лишь тьма, но она все равно видела его – его лицо, его глаза. Она не могла коснуться его руками, только прислоняться телом и ласкать ртом. Пытаясь объяснить, как сильно она желает его, как велика ее страсть, Жасмин впилась зубами в плечо Джоша. Потом прикусила шею…
«Она словно пытается притянуть меня ближе», – думал он.
И Джош дразнил ее – приподнялся на локтях, вышел из ее тела и ждал. Тело ее выгнулось, догоняя его, вбирая в себя. Толчок – сильно, во всю длину, чтобы опять услышать ее стон, – и подняться, дразня и возбуждая.
Жасмин металась, сходя с ума от желания. Дыхание ее короткими всхлипами срывалось с губ. «Ну же, сейчас… я сойду с ума… освободи же меня!»
И он входил в нее снова и снова, все быстрее, наполняя ее собой, забирая ее с собой, до тех пор, пока оба они не сомкнулись в последнем рывке, сливаясь воедино и уносясь на волне страсти.
Некоторое время они просто лежали, стараясь отдышаться. Потом Джош бережно развязал ей руки и снял повязку с глаз.
– Ты голодна? – спросил он, целуя Жасмин в нос.
– Не то слово.
Джош встал и пошел к мини-бару. Он вернулся с сыром, крекерами и фруктами. Кормил ее виноградом – одну ягодку за другой.
– Ешь, тебе понадобятся силы для следующего раунда, – сказал он.
– Тогда ты тоже поешь. – И она протянула ему виноград.
– М-м? Ты на меня рассчитываешь? Есть идеи?
– Идеи? – Жасмин оглядела его, потом взгляд ее остановился на повязке, и она подумала: а почему бы и нет?
Она завязала Джошу глаза и сказала:
– Теперь твоя очередь довериться мне.
– Мисс Бернс, какой прогресс! Вы растеряли свою застенчивость? И мне это чертовски нравится, должен признать…
Они забыли доесть виноград, потому что нашли занятие поинтереснее.
«Я идиот. Нет, я самый сексапильный идиот в мире». Джош в третий раз прошел мимо входа в театр и опять не смог заставить себя войти в здание. Ноги несли его дальше по Сорок седьмой улице и потом на Бродвей.
Вновь он повторил себе, что такое поведение нелепо. Не так уж много от него и требуется. Речь идет всего лишь о пьесе. У него больше актерского опыта, чем у любого из тех, кто будет участвовать в спектакле вместе с ним. А сколько книг он прочел! Наверное, значительную часть всего, что напечатано литературоведами, театроведами, историками и другими специалистами. Он вызубрил свою роль назубок, и сегодня утром, когда он в очередной раз повторял монолог, Барби смотрела на него весьма одобрительно.
Он может это сделать.
Джош опять свернул за угол, и вот он уже на Сорок седьмой улице. Пошел снег – первый снег в этом году. Крупные снежинки падали, изредка задевая его разгоряченные щеки. Кипельно белые звездочки ложились на людей, на одежду, на асфальт и исчезали.
«Хочу раствориться. Отправиться в небытие. Я ничто. – Злость накатила волной и дала силы затормозить у входа в театр. – Я не ничто. Я Джош Тоби!»
– Джош! – Из подъезда выбежала Жасмин. Она не надела пальто, облачко пара дрожало у губ.
– Зачем ты выскочила раздетая? Замерзнешь! Сегодня утром они проснулись в его номере в отеле, утомленные, но счастливые. Она сказала, что ей нужно домой, и отказалась использовать лимузин, который он предлагал. Нет-нет, это вызовет очередные сплетни и привлечет внимание таблоидов. В восемь утра Жасмин должна присутствовать на собрании всех технических специалистов, занятых в пьесе.
И вот они встретились второй раз за сегодняшний день.
– Все тебя ждут, – сказала она.
– Подумаешь, немного опоздал. – Он пожал плечами, стараясь выглядеть независимо.
– Я видела, как ты прошел мимо театра. Два раза.
– Было дело. – Джош склонил голову, принимая упрек.
– Но я тебя понимаю! Слышишь? Я знаю, как это трудно – заставить себя войти в чертовы двери.
Джош взглянул на Жасмин: ее личико буквально светилось, и он не мог сказать, то ли это от холода, то ли от вчерашней ночи любви.
Больше всего ему хотелось прямо сейчас поцеловать ее холодные дрожащие губы, но вчера вечером они договорились, что в глазах общества останутся друзьями до тех пор, пока Клео не согласится на расставание, обставленное соответствующими пресс-релизами.
– Я должен служить тебе примером и доказывать своим поведением, что нет ничего страшного в публичной деятельности, а ты поймала меня, когда я малодушно петлял вокруг театра. – Джош был просто раздавлен своим отступническим поведением.
Жасмин оглянулась, но на них никто не обращал внимания. Прохожие спешили по своим делам, уткнув носы в шарфы и надвинув шляпы и капюшоны поглубже. Тогда она поинтересовалась шепотом:
– Ты взял с собой Барби?
– Да. Мы практиковались все утро… хотя я предпочел бы занятия с тобой.
Жасмин опять испуганно оглянулась, а он быстро спросил:
– Пойдешь сегодня вечером к моим родителям? Скажи «да», и тогда я прямиком иду в театр.
– Это шантаж! – Она вывернулась из его рук. Надо же, ее тело опять распоряжается, иначе как она незаметно для себя оказалась в объятиях Джоша? Теперь они стояли на некотором расстоянии, и Жасмин сразу стало ужасно холодно, и снежинки таяли на ее черных волосах неохотно.
