— Господи… Он отдал свой Феррари, — от эмоций на глаза навернулись слёзы. Я, как никто другой, знаю, до какой степени Аристарх гордился и дорожил остатками от этой машины!
— Он знал, у кого просит помощи. Он знал, на что идёт. И знал ради чего.
Да уж. Знал. Ради женщины, которая, как он считает, была не до конца с ним честна. Ради ребёнка, которого он даже не считает своим… На сердце образовался тугой ком.
Неужели он так ко мне относится? Я ни разу не слышала от него слишком громких слов и обещаний. Но по сравнению с тем, что я сейчас узнала, ещё более громким заявление уже быть просто не может. Ну зачем Миша на всё это пошёл?!
— Так что, Саша? Ты более не поддерживаешь поползновения Михаила Терентьева?
— Уже давно не поддерживаю, — и замки уже давно сменила.
— Вот и славно. Я не привык лезть в чужую жизнь. Но Аристарх сын Иры. И я не буду молчать. А Мишка не настолько плохой мужик, чтобы я желал ему зла. Да и с тобой они оба приосанились, очевидно, переключившись или вовсе позабыв и перешагнув через горести прошлого, которые рвали на части их души.
Это какие такие у Миши горести, интересно? Насколько я помню, он всегда жил на полную катушку, именно так, как того хотел сам!
— А вы уверены, что мы про одного и того же Мишу говорим?
Мелехин вновь загадочно улыбнулся.
— Абсолютно. Ты вытянула его за уши и, можно сказать, спасла его семью от развала, а его — от чёрной ненависти ко всем женщинам мира, если так можно выразиться, и от разочарования в собственной семье. Парадокс, да?
На это мне даже ответить нечего. Здесь я уже действительно не понимаю, о чём он говорит.
— Судя по твоему ошарашенному взгляду, знаешь ты о Мишке не так уж и много.
— Судя по вашей информированности, вы с Михаилом всё же несколько больше, чем просто знакомые одного круга.
— Всякое может быть, — лаконичный ответ, но теперь мне этого не достаточно.
— Вы так хорошо знаете этого человека?
— Да. И давно. Кроме того, несколько бутылок крепкого алкоголя, особенно в пиковый момент сумбура и смятения в мужской душе, в конце концов, неизменно делают своё дело, и человек выворачивается наизнанку, сам того не замечая.
— Валентин Германович. Вы ждёте, что я попрошу рассказать подробнее?
— Нет, Саша. Я этого не жду. Но вижу, что тебя мои слова шокировали, поэтому могу пояснить. Чтобы ты не слишком винила его в решительных мерах. Аристарх из-за него находился буквально под прессом, и, кстати говоря, его работа полностью возобновилась и наладилась... пожалуй, только-только. Не знаю, что именно внутри Миши делается сейчас, но, видимо, отказаться от тебя для него было не так-то просто. Он, очевидно, сам не понимал, насколько привязался к тебе, одновременно сумев вновь погрузиться в семейные дела и даже тепло. Ты была для него глотком свежего воздуха, когда нужно было отстраниться от семейных передряг. Дело в том, — тебе наверное это известно, — что Миша свою жену буквально вырвал из лап бывшего мужа с новорождённым ребёнком на руках. И он действительно принял малышку Лизу как свою, потому как отношение к её матери было... ну... довольно трепетным. Да и Миша такой человек, если уж взял на себя ответственность или дал обещание, он извернётся в бараний рог, но слово сдержит. А потом в какой-то момент он узнал, что жена его от скучной, вполне себе обеспеченной жизни и, извини, тут уж никак не могу промолчать, зажратости, решила развеяться на стороне. Подробности опустим, но это нанесло достаточно ощутимый удар по мужскому самолюбию и дальнейшему доверию в семье. Я уверен, Алёна уже не раз успела раскаяться в содеянном, а Миша с тех пор стал намного жёстче, менее эмоциональным, недоверчивым и закрытым. Но прошло не так много времени, и ему повстречалась ты. И, надо признаться, я в какой-то момент всё же ждал его разрыва с семьей. Даже интересно. Не было ли у вас подобных разговоров?
— Нет. Его позиция изначально была непреклонна. Скажите. Ведь Алёна не может ничего обо мне не знать?
— Разумеется. И Мише всегда было, чем усмирить её претензии. Хоть и узнала она не скоро, но Миша таким образом просто пытался ей сделать больно и, как мне кажется, отомстить в каком-то смысле, заставив испытать то, что испытал по её вине сам. Я считаю, он и сам не понял, как заигрался и привязался к тебе. А его жене только и оставалось, что уйти, попытавшись забрать обоих детей — я думаю, ты понимаешь, что с Мишей в этом плане ей было бы бороться сложновато, и любимых детей он просто так не отдал бы, — либо тщательно и усердно латать семейные дыры, пересмотрев своё отношение и к мужчине, и к их браку. И, как ты понимаешь, женщина, которая всегда была за мужчиной, в надёжности и достатке, которая никогда не работала и не привыкла сталкиваться с жизненными реалиями, да ещё и осознавая, что ей придётся бороться за собственных детей, выбрала второе. Миша добился чего хотел. Несомненно. Жену он приструнил, став очень жёстким человеком, который всегда всё держит под контролем и в первую очередь собственные эмоции. А на тебя оказать окончательного решающего давления он не смог, потому что ты сохранила эмоциональную и финансовую независимость от него. Да ещё и при такой мощной поддержке и стойкости твоего нового мужчины, — Валентин Германович залпом осушил полупустой стакан с соком. — В общем. Я всю эту картину нарисовал для себя как-то так.
Боже. Какая же она дура, его жена. Как же так можно, что же ею двигало на самом деле, когда она решила, что подобное довольно странное самоутверждение во много раз важнее такого болезненного, неожиданного, кровоточащего удара любимому — и любящему! — человеку. Столько лет прошло, но у меня даже и мысли не возникало, что у Миши в семье всё не так красиво и радужно, как я всегда считала и как он позволял мне думать. И, конечно же, меня он тоже в каком-то смысле использовал, чтобы залечить глубокие душевные раны.
Не знаю. Лично я
