Открываю бардачок, достаю оттуда упаковку обезбола. С недавних пор у меня про запас две пачки лежат дома и две – в машине.
Выдавливаю капсулу из блистера, задумываюсь. Вдруг и правда повторная операция поможет, и больше не придётся купировать боль таким вот образом?
При длительном приеме анальгетиков нередко развивается лекарственная зависимость, а ещё ухудшаются когнитивные функции. Я знаю об этом, но ничего не могу с собой поделать. Из адреналиновой зависимости в лекарственную. Почему бы и нет?
Запив таблетку водой, снова слышу вибрацию телефона. Аля. Она названивала весь день: и до приема у Реутова, и после, несмотря на то, что я ясно дал понять — как только освобожусь, то помогу ей с переездом.
Напоминание, что Алина носит моего ребёнка, никак не помогает справиться с возникшим вдруг раздражением, поэтому я решаю не снимать трубку и трогаю с места.
* * *
— Привет, — здоровается Аля, когда я выбираюсь из автомобиля и открываю вместительный багажник.
Выглядит она хорошо. Макияж, причёска, платье. Уверен, что рано или поздно встретится тот мужчина, которому не захочется изменять, как мне.
— Здравствуй. Готова?
Окидываю взглядом сумки на веранде, подхватываю сразу четыре.
— Да, я звонила тебе несколько раз, но ты не отвечал на мои звонки.
В голосе то ли упрёк, то ли претензия. В моем, должно быть, тоже. Хочется верить, что когда родится ребёнок, будет проще совладать с собой. Ради него же.
— Потому что уже сказал, что приеду. Зачем наяривать хуеву тучу раз после этого?
Алина пожимает плечами и силится улыбнуться, заставляя меня почувствовать вину за грубый тон и несдержанность. В браке я не позволял себе подобного. Сейчас же не могу не думать, что если бы не беременность, мне не пришлось бы так часто встречаться с женой. Вернее, не пришлось бы вообще. Мы бы поделили имущество через адвокатов, после чего разошлись бы как в море корабли.
— Я всего лишь хотела уточнить, Андрей. Не кричи.
— Это все вещи? — перевожу тему.
— Нет, в доме тоже есть. Я думала, что справлюсь самостоятельно, но немного не рассчитала сил.
Как я понимаю, услугами грузоперевозок Аля не захотела воспользоваться чисто принципиально, но вслух этого не озвучиваю.
Прохожу в дом, пропускаю её вперёд. Боковым зрением замечаю, как подхватывает одну из тяжелых сумок.
— Поставь. Тебе, блин, нельзя.
— Точно, — качает головой. — Всё время забываю.
В город мы едем на разных машинах. Я специально не набираю скорость и часто посматриваю в зеркало заднего вида.
На улице припускает дождь, темнеет. Домой не тянет, потому что в бывшей отцовской квартире с недавних пор пусто. Там больше никто не ждёт, никто не встречает на пороге, не лезет целоваться и не готовит ужин. Прошла всего неделя, поэтому я пока не смирился. Потом, должно быть, немного отпустит. Но, кажется, Женя вросла в меня глубже, чем я мог себе только представить.
Припарковавшись у подъезда, жду, пока подъедет и Аля. Она давно водит, но всё ещё слабо. Паркуется с моей помощью, нервничает. Боится решительных действий и предпочитает перекладывать их на других.
— Выходи.
Я подхожу к передней водительской двери и прошу Алину покинуть салон, после чего сажусь на её место и ровно втискиваюсь между двумя автомобилями. Наконец, глушу двигатель.
Дальше я выгружаю вещи из багажников, ставлю их у подъезда. Аля остаётся сторожить, а я таскаю сумки к лифту и без конца то спускаюсь вниз, то поднимаюсь вверх.
— Это последняя партия, — довольно сообщает жена.
— Прекрасно, — подхватываю громоздкую коробку. — Не понимаю, зачем было столь экстренно переезжать. Тебе же нравилось за городом?
Вытираю со лба пот, открываю ключом входную дверь и переступаю порог нашей некогда общей квартиры.
— То же самое хочу спросить и у тебя. Зачем было переезжать к отцу? Там же обычная захудалая квартирка, в которой ничего нет!
— Там есть всё.
И было даже больше.
— Я поставлю чайник. Зайдёшь ненадолго? — интересуется Аля. — Могу приготовить пасту, но для этого потребуется время.
— Чая будет достаточно.
Я мою руки, прохожу на кухню и занимаю место за большим овальным столом. Проматываю в голове какие-то значимые события из прошлого и с удивлением понимаю, что зацепиться, в общем-то, не за что. Не настолько, чтобы в груди защемило.
Алина заваривает чай, ставит передо мной чашку и корзинку с галетным печеньем. Пытается поделиться, как идут дела в бутике. Затем задаёт какие-то нейтральные вопросы. Разговор не клеится, общих тем нет. Правда, через шесть месяцев в этой квартире будет расти и развиваться наш с ней ребёнок. Может, тогда и появятся?
— Как идут дела с Кириллом? — интересуется Аля. — Я слышала, что на прошлой неделе состоялся суд.
— Ну тогда ты должна была услышать, что я попал на несколько сотен тысяч евро.
— Мне жаль.
Мне тоже. Подписывая договор с менеджером в двадцать два года, надо было детально его изучить, чтобы потом не раскошеливаться на столь немалую сумму.
Я допиваю чай, подхожу к раковине. Когда открываю воду, то слышу за спиной шаги и нехотя поворачиваюсь.
Аля мешкает, волнуется. Затем кидается меня обнимать и встаёт на носочки, чтобы потянуться губами.
Она целует мягко и настороженно. Дрожит, часто дышит. Даже не верится, что во мне сейчас столько к ней равнодушия.
— Ответь… — тихо шепчет и слегка прикусывает мою нижнюю губу. — Ну ответь же, Андрюш…
Я выдыхаю, мягко отстраняю её от себя. В глазах напротив стоят слёзы и плещется горечь. Даже если на секунду представить, что мы сойдёмся ради общего ребёнка — это будет не жизнь, а каторга.
Мои родители тоже так пробовали. Когда мать забеременела, то хотела делать аборт. Отец уговорил её оставить. Не знаю, как… но чудом убедил.
После моего рождения они могли неделями не разговаривать. Чужие, злые и недовольные. Родители условились, что проживут так до того периода, пока я не окончу школу. Мороз по коже, когда вспоминаю. Не было ни взаимопонимания, ни тепла. Зато полная, блядь, семья.
— Пожалуйста, давай попробуем, — проговаривает Алина, цепляясь за мой свитер. — Не ради нас, а ради ребёнка. Неужели так сложно?
— Мы не раз об этом говорили. Справимся и живя по-отдельности, вот увидишь. Я разве в чём-то тебе отказываю? Не приезжаю? Не помогаю?
Качает головой, поджимает губы.
— Не понимаю… Просто не понимаю. Почему, Андрюш?
