Чарли. Он убийца.
Я выждала долгую минуту, делая медленные вдохи, мой мозг яростно работал над затруднительным положением.
— Мы закончили? Полагаю, у вас нет ордера?
Детектив Вэйн выпрямилась и скрестила руки на груди.
— Нет, ордера нет. Но у нас есть улики, просочившиеся изнутри Casa Nera. Держу пари, твоему мужу будет приятно узнать, что у него есть крот и что это его жена.
Меня охватило чувство сожаления. Отлично, теперь, когда я совершила ошибку, подбросив жучок, детектив Вэйн попытается использовать это против меня.
Я пожала плечами.
— Скажите ему, я не могу вас остановить.
Она рассмеялась.
— Ты думаешь, он достаточно заботится о тебе, чтобы закрыть на это глаза? Разве ты не знаешь, как близким нравится его дело? Верность — это самое важное. Омерта, поищи значение.
— Мы закончили? — повторила я, добавив в голос скучающие нотки, которых совсем не чувствовала.
Лицо детектива Вэйн покраснело. Она начинала злиться, так что я, должно быть, что-то делала правильно.
— Хорошо, допустим, ты действительно доверяешь убийце, за которого вышла замуж. Представим, что у тебя дерьмо вместо мозгов, или у него волшебный член. А как же твоя сестра?
— А что с ней? — потребовала я. Эта женщина была совершенно не в себе, раз разговаривала со мной подобным образом. Ее непредсказуемое поведение казалось опасным.
— У нас есть ордер на арест Люси, все готово. Она была на месте преступления, она знала покойного, и его друзья говорят, что он ей изменял. Это то, что мы называем возможностью и мотивом.
— В лучшем случае косвенным.
Детектив Вэйн пожала плечами.
— Возможно, но если она признается в том, что произошло, что бы это ни было, тогда у нас будет свидетель. Ты действительно думаешь, что Люси выдержит многочасовой допрос? Когда мы видели ее в последний раз, она выглядела довольно хрупкой. Интересно, не подтолкнет ли ее к воспоминаниям просмотр фотографий с места преступления? Может быть, если мы потянем за нужную ниточку, все само собой рассыплется.
В голове бешено проносились мысли. Мой старый девиз про еще один день кричал мне в лицо, но моя ответственность за Люси уравновешивала новое чувство доверия, возникшее между мной и опасным мужчиной, за которого я вышла замуж. Меня тянуло во все стороны, и я понятия не имела, как выбраться из этой паутины.
Я тяжело сглотнула и сжала медальон святого Антония. Это был мой привычный метод. Он всегда успокаивал меня.
Ты больше не одинока. Пара из белой и черной шахматных фигур, объединившаяся против орды, — идеальный баланс. Кольцо Ренато на моем пальце и порез под ним. Лишь это кольцо защищает тебя. Я так устала от одиночества. Я так устала быть единственной, кто принимает все решения и жертвует собой. С меня хватит.
Мне нужно было на кого-то опереться, и я выбрала его.
— Делайте, что хотите. Я больше не буду разговаривать с вами без присутствия адвоката, и если вы хотите поговорить с нашим юристом, свяжитесь с офисом Де Санктис. А теперь проваливайте и оставьте меня в покое.
Я протиснулась мимо детектива Вэйн. Уайтли отступил в сторону, когда я подошла к двери, и с силой распахнула ее, вывалившись в коридор, где резко остановилась.
Ренато прислонился к стене снаружи. Одно его колено было согнуто, и нога стояла на выступающем кирпиче, — он был воплощением непринужденности. Выражение его лица смягчилось, когда он встретил мой взгляд. Я знала это выражение. Оно было только для меня. Ни на кого другого он не смотрел так.
Знал ли он, что только что произошло в туалете? Знал ли он, что полиция была там и пыталась добраться до меня? Я понятия не имела. Ничто в его позе не выдавало его.
— Это заняло больше пяти минут, — заметил он, выпрямляясь.
— Прости, я отвлеклась, — пробормотала я и подошла к нему. Мне нужно было увести его подальше от туалета. Долгие мучительные секунды я ждала, не скажет ли он что-нибудь о копах.
— Все в порядке, жена. Я не против подождать тебя, — сказал он и взял мою руку в свою, переплетая наши пальцы.
Я чуть не упала в обморок от облегчения.
Его губы изогнулись в улыбке. Мы отошли от уборной.
— Теперь, однако, нам нужно добраться до машины.
Ренато
— Я видел фотографии, — сказал мне Сэл позже по телефону. Мой дядя любил практиковать свой английский при любой возможности, даже если его было нелегко понять. — Она выглядит стойкой.
Описание Шарлотты заставило меня улыбнуться.
— Ты себе даже не представляешь.
Сэл усмехнулся.
— Bene. Иногда нужен огонь, а иногда — просто твердая рука, чтобы держать в своей. Omertà. Fede.
Верность. Вера.
— Sì, Zio.
Он бы надорвался от смеха, если бы узнал, что Чарли только что загнали в угол два детектива в туалете ее колледжа, или, еще хуже, что моя жена установила жучок в моем кабинете.
Но она также уничтожила устройство и дала отпор полиции. Я никогда не был так горд и, более того, так уверен.
Шарлотта влюбилась в меня, невзирая на здравый смысл.
Она была моей, даже в своей голове.
Она была моей, чтобы спасать, защищать и хранить. Власть была пьянящей. С ней я действительно чувствовал себя богом.
Снаружи декабрьское вечернее небо затянуло от снега, и повсюду летели белые хлопья. Первый снег зимы. Мимо окна пронеслось красное пятно, и я встал, чтобы выглянуть на улицу.
— Что ж, хорошо. Может быть, к моему приезду появятся buone notizie26 о ребенке?
— Теперь я женат. Пусть это пока удовлетворит тебя. Наследники появятся достаточно скоро.
Я не сказал Zio Сэлу, что медицинское заключение Шарлотты, лежавшее у меня на столе, раскрыло еще один секрет, который маленькая медсестра скрывала от меня.
Уровень ее гормонов в настоящее время был слишком высок, чтобы она могла забеременеть. Ей сделали противозачаточный укол, вероятно, примерно в то время, когда мы познакомились, но она не сказала мне об этом. Она не давала мне расслабиться и, безусловно, делала жизнь интересной. После того, как я так долго чувствовал себя изможденным и скучающим от своего существования, вокруг меня вдруг появились вещи, которыми я мог наслаждаться. Это была ее заслуга. Мой маленький шар добра и света. Мой ангел, которого можно испортить и развратить. Моя, навсегда.
В небольшом розарии, разбитом под окнами кабинета, Шарлотта и Джада бросали друг в друга снегом. Шарлотта была одета в красную парку, и на ее круглых щеках горели два румянца. Она рассмеялась, и это было самое чертовски красивое
