Он замолчал, подыскивая нужные слова. Красноречием Тед никогда не отличался. Он предпочитал словам дело и в этом преуспел. Проявлял мужество и отвагу в боях. Был верен жене, которая, возможно, изменяла ему, и не ходил вместе с однополчанами в бордели. Работал докером и приносил домой весь заработок. Любил свою семью, был патриотом и вел порядочную жизнь. Сейчас он видел в другом углу комнаты своего соперника Джека, неотразимого и отчаянного парня. Тот, как всегда, держался уверенно и выглядел великолепно. Тед крепко обнял жену и с чувством произнес:
— Я не хочу тебя терять, любимая. В будущем году у нас все будет иначе. Если тебе вдруг захочется покутить, я составлю тебе компанию, но при условии, что я сам буду заказывать напитки. Я хочу, чтобы мы с тобой снова были счастливы, как раньше.
Все дружно запели «Он славный парень!». Взгляд Джека жег Мейвис спину. Она чувствовала, что наступает критический момент, что именно теперь ей нужно принять решение, от которого будет зависеть, останется ли она женой Теда или, подобно тысячам других молодых женщин, познавших за годы войны вкус неведомой ранее свободы, предпочтет семейному благополучию развод и одиночество.
Ей не требовалось оборачиваться и смотреть на Джека, чтобы понять: он никогда не будет принадлежать ей. Она криво усмехнулась — раз так, зачем же отвергать такого славного парня, как Тед Ломакс?
— Все будет хорошо, Тед, — проговорила наконец она и, привстав на цыпочки, потянулась к мужу, чтобы подтвердить свои слова рождественским супружеским поцелуем.
Он отстранился и пристально посмотрел ей в глаза.
— Сначала нам нужно кое о чем условиться, любимая!
Мейвис подавила раздраженный вздох. Ну почему мужчины вечно норовят получить что-то взамен?
— Ладно, — рассудительно сказала она. — Если ты станешь иногда позволять мне побезумствовать, то я соглашусь на твои условия.
— Точно?
— Даю слово!
Тед редко улыбался, но сейчас его худощавое серьезное лицо просияло.
— Я хочу еще одного ребенка, любимая!
Все их родственники и друзья хором запели рождественский гимн, славя Господа. И ругательство, вырвавшееся из уст Мейвис, поразило Теда, словно гром небесный: даже он не употреблял такие выражения. Мейвис заразительно расхохоталась и повисла у него на шее.
— Договорились, Тед Ломакс! Но тебе придется купить мне побольше парашютного щелка. Я должна смотреться в нарядах будущей мамы не хуже, чем Рита Хейворт.
— Счастливого Рождества, доченька! — Карл Фойт нежно поцеловал Кейт в щеку. — В этом году праздник получился на славу, такого у нас давно не бывало.
Кейт понимающе сжала его руку, вспомнив рождественские дни, которые он проводил в лагере для интернированных, свои одинокие сочельники в пору разгула анти-немецкой истерии в Англии, страшные ночи Рождества, когда она не знала, жив Леон или мертв.
Она окинула взглядом гостиную, переполненную друзьями и соседями, и поняла еще одну причину радости отца.
Собравшись на общее торжество именно в этом доме, жители площади Магнолий наилучшим образом доказали, что они с корнем вырвали из своих сердец прежние предрассудки, доставившие столько горя Карлу.
Были, однако, и другие причины считать это Рождество особенным.
— Папа, тебе кое-что хотел сообщить Леон, — сказала Кейт, изо всех стараясь не выдать раньше времени еще одну тайную причину своего прекрасного настроения.
Карл оглянулся на симпатичного и ладного темнокожего зятя и, поборов опасение сглазить, спросил:
— Неужели твое прошение об усыновлении Мэтью удовлетворено?
— Да, — ответил Леон, крепко прижимая к себе жену. — Джосс Харви не стал его оспаривать, и сегодня утром мы получили положительный ответ.
— Он признался, что изменил свое отношение к Леону из-за его героического поступка. Теперь у нас не возникнут трудности и с удочерением Дейзи. И тогда мы официально станем одной крепкой большой семьей.
— Может быть, споем «Тихую ночь»? — раздался голос Нелли. — Или устроим танцы?
Хетти села за пианино, все обступили его и дружно запели всеми любимую рождественскую песню. Внезапно кто-то постучал в дверь. Хетти невозмутимо продолжала играть.
— Кто бы это мог быть? — удивился Альберт. — Вроде бы все уже здесь!
— Ничего подобного, еще нет Эмили и викария! — возразила Нелли, размахивая веточкой омелы.
Стоявшая позади инвалидного кресла Эстер Рут сорвалась с места и полетела в коридор, словно бы у нее выросли крылья.
— Вот бы и Мириам так торопилась открывать мне дверь, когда я прихожу домой, — проводив ее изумленным взглядом, заметил Альберт.
Все продолжали петь.
Встав вокруг пианино, Леон и Кейт, Кристина и Джек, Пруденция и Малком плавно раскачивались под музыку. Правда, Леону мешал гипс, а Кристина едва шевелила губами, припав к Джеку и думая о своем, сокровенном. Позади Хетти сгрудились Мейвис и Тед, Керри и Дэнни, Мириам с Альбертом и Лией. Дорис и Цецилия стояли возле окна с бокалами хереса в руках. По обе стороны от камина расположились Чарли с Гарриеттой и Карл с Эллен. Дэниел устроился в большом кресле, усадив на колени Луку и Мэтью. Нелли восседала на другом кресле. Билли, Берил, Роза и Дейзи уселись по-турецки на полу, причем Билли умудрялся не только петь, но и жевать пирожок.
В комнату вошли Боб Джайлс и Рут. От них исходило столь мощное волнение, что его почувствовали все собравшиеся. Хетти перестала играть. Воцарилось молчание.
— Что случилось, викарий? — первой нарушила его Нелли. — У вас такой вид, словно бы вы только что стали свидетелем Второго пришествия!
— Ты почти угадала, — ответил Боб, пристально глядя на Кристину. — Милая девочка! — срывающимся голосом промолвил он, проглотив комок. — Я привел сюда еще двоих гостей. Ты их долго разыскивала, и вот в ночь на Рождество Господь сделал тебе подарок.
Тишина в переполненной людьми и освещенной газовыми лампами и свечами гостиной звенела от напряжения. Смертельно побледнев, Кристина робко шагнула вперед.
— Неужели это правда? — прошептала Лия, прикрыв ладонью рот. — Нет, этого не может быть!
Дверь, ведущая в украшенный бумажными гирляндами коридор, была распахнута настежь. И Кейт увидела рядом с Эмили укутанных в цветастые шали женщин в зимних ботинках и пальто.
— Я не мог тебя предупредить, деточка, — сказал Боб Джайлс Кристине, приближающейся к нему с лицом сомнамбулы. — У нас не было полной уверенности…
Первой, прихрамывая, вошла в гостиную Эмили. За ней — две странные женщины, одной из них было уже за пятьдесят, а другой — вообще бог знает сколько лет. Обе затравленно озирались. Кристина судорожно вздохнула и дико, по-звериному закричала. Старуха с желтым морщинистым лицом даже не шевельнулась, ее бессмысленный взор, устремленный на Кристину, свидетельствовал о том, что она не осознает происходящего. Другая женщина, помоложе, охнула и, вытянув руки, словно утопающая, кинулась к Кристине.
