— Да вы гомофоб, дорогая леди, — протянул Рик. — Вы нуждаетесь в образовании.
— Не смейте говорить мне, в чем я нуждаюсь! — крикнула Саманта. — Я могу думать все, что мне нравится! И думаю, что это противоестественно и омерзительно. Совершенно омерзительно!
— Ну что ж, — холодно сказал Пирс. — Из твоих слов следует, что ты не хочешь жить с нами. Даже временно.
— Верно, черт возьми! — ответила Саманта. — Поэтому немедленно выпусти меня из этой машины.
Рик взял трубку интеркома и протянул ее Саманте. Та вырвала у него трубку и нажала на кнопку.
— Да, сэр. — Голос шофера, тихий и невозмутимый, помог Саманте успокоиться.
— Пожалуйста, когда доедете до Малибу, остановитесь у первой же приличной гостиницы, — сказала она, пытаясь справиться с дрожью в голосе.
— Я оплачу счет за отель, — сказал Пирс. — За первый месяц, пока ты не снимешь себе что-нибудь подходящее.
— Пошел вон! — прошипела Саманта со злобой, поразившей ее саму. — Я скорее умру, чем возьму от тебя хотя бы пенни!
— Ты можешь пожалеть о том, что отвергла мое предложение. — Холодный, бесстрастный голос, который она когда-то так любила, теперь заставлял Саманту корчиться от отвращения. — Америка очень дорогая страна. А Калифорния в особенности.
— Есть вещи и подороже, — ответила Саманта. — Например, мое достоинство.
Будь Венеция жива, она бы гордилась ею.
Конец ноября выдался морозным. Фелисити стояла в очереди к кассе и улыбалась малышу, сидевшему перед ней в тележке. Он улыбнулся в ответ влажной слюнявой улыбкой и уставился на нее любопытными светлыми глазками-бусинками. Малыш был очень круглый. У него все было круглое. Круглая голова, пухлые круглые ручки с ямочками, маленькое круглое тельце, закутанное от холода как кокон. Он сбросил с себя ботинок и, уверенный во внимании публики, с видимым усилием снял носок и просунул пальчики в решетку тележки. Затем носок был торжественно преподнесен Фелисити. Та взяла его, улыбнулась и передала благодарной матери малыша.
— Спасибо. — Женщина сунула носок в карман и выудила ботинок со дна тележки. — Он всегда это делает. Всего одиннадцать месяцев, а уже чистое наказание.
Мать отвернулась; подошла ее очередь. Девушка у сканера работала как безмозглый автомат: она бросила на хлеб картошку и консервные банки. Свежий хлеб превратился в плоскую лепешку, а картошка высыпалась из пластикового мешка. Молодой матери пришлось поспешить к другому концу конвейера, чтобы рассовать по сумкам быстро росшую гору банок, бутылок и пакетов.
Фелисити снова переключилась на малыша, сосредоточенно трудившегося над вторым ботинком, и подумала, будет ли ее ребенок «чистым наказанием», когда дорастет до одиннадцати месяцев. Ответом ей стал легкий трепет в животе; это задвигался Джонатан. Она обвела взглядом кричащее красно-золотое рождественское убранство, украшавшее проходы, и прислушалась к звучавшим по радио рождественским гимнам. Прежде она ненавидела эту суету, но теперь, стоя в магазине, битком набитом людьми, покупавшими продукты к Рождеству, чувствовала себя спокойной и удивительно счастливой. С тех пор, как она ушла из «Дикенс букс» и превратилась только в жену и мать, прошел целый месяц, но она еще не скучала ни дня.
— Это ненадолго, — мрачно сказала ее мать, которая провела в Черри-Триз прошлый уик-энд. — Когда я была беременна, мне было очень скучно. Я ходила на все лондонские спектакли и выставки. И даже по несколько раз.
Фелисити рассмеялась.
— Я не ты, — напомнила она. — Во-первых, я живу не в Лондоне; во-вторых, у меня есть семья, о которой нужно заботиться. У тебя такого не было. Ты только ждала моего появления на свет.
— Да, но эти дети не твоя семья, — бестактно и еще более мрачно ответила Айрин. Она хандрила, потому что сильно тосковала по Венеции, но не признавалась в этом ни себе, ни кому-нибудь другому. Истина заключалась в том, что смерть Венеции напоминала Айрин о том, что и она не вечна. Но об этом она думать не желала. — Это семья Саманты, а вовсе не твоя, — решительно добавила она.
В этот момент Фелисити захотелось задушить мать. Однако она частично догадывалась о причинах необычно подавленного и угрюмого настроения Айрин, а потому сдержалась.
— Мама, ты опять ошиблась, — мягко ответила она. — Они мои. Я собрала эту семью по кусочкам, как могла. Саманта дала мне добро.
И только теперь Фелисити, стоявшая в супермаркете и собиравшая продукты в конце конвейера, спохватилась, что Саманта не пишет. Рождество приближается, а о билетах на самолет для детей ни слова. Может быть, письмо затерялось на почте? Нужно будет позвонить Саманте сразу по возвращении домой.
Но звонка не потребовалось. В Черри-Триз лежал на столе длинный белый конверт с голубыми наклейками авиапочты и марками США, доставленный вечерней почтой.
— Можно взять эти марки для нашего альбома? — спросил Питер. — Конечно, когда ты закончишь читать письмо, — вежливо добавил он. Фелисити улыбнулась ему. Этого мальчика было легко любить. Питер не был подлизой, как часто называл брата Филип, и он не старался нравиться. Просто ему были свойственны врожденные доброта и учтивость. Фелисити часто думала, что если бы он пошел по стопам отца, то стал бы очень хорошим врачом.
— Не нужны они нам, — небрежно сказал Филип. — Когда мы улетим отсюда, то сможем накупить кучу таких марок. Я думаю, это мама прислала нам билеты. — Хотя общаться с Филипом в последнее время стало значительно легче, временами он был очень колючим и даже враждебным. Фелисити, понимавшая, что он все еще чувствует себя очень неуверенно, старалась делать на это скидку. Правда, иногда это удавалось ей с большим трудом.
— Думаю, так оно и есть. — Фелисити взяла письмо, положила его на валлийский шкафчик и поставила на пол покупки. — Я прочитаю его, как только разгружу сумки. А вам советую заняться уроками. Постарайтесь закончить их к ужину.
— Я думал, что почтовые марки более ценные, — сказал Питер Филипу, когда они поднимались по лестнице.
— Только не американские. Это барахло.
Фелисити рассмотрела конверт, решила, что ничего неожиданного там нет, и занялась покупками. Она начала раскладывать продукты. Недавно выяснилось, что эта работа доставляет ей удовольствие. Фелисити гордилась тем, что кладовка стала выглядеть намного аккуратнее. Трейси в шутливом ужасе разводила руками, но Фелисити действительно начала находить вещи, которые искала. Более того, теперь она не сталкивалась с присутствием полудюжины пакетов чего-то одного и полным отсутствием другого, как правило нужного в данный момент. Например, несколько месяцев назад, заправляя салат, она нашла семь бутылок уксуса и ни одной бутылки масла.
