— Ммм… может быть. Хотя… знаешь, он хоть не был таким тупым и грубым животным, как остальные английские короли. И потом, он любил красивые вещи. После него осталась великолепная коллекция картин.
Краем уха прислушиваясь к их разговору, я обмазала окорок горчицей и посыпала коричневым сахаром [23]. Спустя какое-то время, улучив удобный момент, Роберт подошел ко мне.
— Я не могу позволить ему вернуться в эту ужасную школу, — понизив голос, пробормотал он. — Не могу взять такой грех на свою душу. Лучше уж возьмусь вести эти ужасные счета.
— Можно еще что-то продать. Насколько я понимаю, после смерти вашей матушки здесь все будет принадлежать вам, не так ли?
— Да.
— Ну, я, конечно, не специалист, но кое-какие вещицы явно принадлежат к эпохе Мин. А это как-никак шестнадцатый век. Кроме того, вы можете продать его не в частную коллекцию, а в какой-нибудь музей.
— Я прошу извинить меня за то, что случилось сегодня вечером.
Я с тревогой метнула взгляд на Вильяма, но он, похоже, задремал.
— Не стоит. Забудьте об этом.
— Как вы можете так спокойно об этом говорить? — с горечью пробормотал Роберт. Он отвернулся. Лицо его было таким печальным, что у меня невольно сжалось сердце. — Неужели для вас это легко?
— Нет. Нелегко. И я тоже не знаю, как смогу это вынести.
Рука Роберта легла на мою руку. Но он тут же убрал ее, поскольку скрипнула дверь и в кухню заглянула Элли.
— Эй, может быть, кто-нибудь покатает меня на лодке? Вы же обещали!
— Идет.
Элли радостно схватила отца за руку, и лицо Роберта посветлело. Он улыбнулся.
— Беги скажи маме, что мы едем кататься на лодке, а Вильям спит один на диване в кухне.
Элли стремглав кинулась наверх.
— Поехали с нами, — предложил Роберт, умоляюще глядя на меня с высоты своего роста. — Послушайте… мне просто хочется побыть с вами. И потом, с нами ведь будет Элли.
— Ладно, согласна. Только подождите, пока я поставлю окорок в духовку.
Лодка, которую Джордж Прайк все-таки собрался починить, была очаровательным старомодным яликом. Кроме деревянной скамейки для гребцов в ней были еще сиденья для пассажиров со спинкой, отделанной кованым железом и мягкими подушками. Роберт взялся за весла, и лодка легко заскользила по воде.
— Смотрите, лебеди! — воскликнула Элли. — Подплывем к ним, хорошо?
— Давайте как-нибудь устроим пикник на острове, — предложила я. — Когда будет хорошая погода.
— Ближе подъехать нельзя, — объявил Роберт. — Смотрите!
— О, папа! — от восхищения Элли захлопала в ладоши.
Возле пары белоснежных лебедей сновали четыре пушистых серых детеныша. Роберт, опустив весла в воду, удерживал лодку на месте, пока мы с Элли любовались семейством лебедей.
— А вот еще один… сидит на спине у своей мамы! — воскликнула Элли. — Ах, как жалко, что Вильям их не увидит! Бедняжка, вот не повезло! Интересно, а можно их приручить?
— Можешь попробовать. Если приезжать сюда и кормить их каждый день, то постепенно они привыкнут и станут приплывать за хлебом.
— Ой, давайте, а? Папа, а можно мне тоже погрести немного?
— Хочешь попробовать? Тогда иди садись на скамейку рядом со мной и бери одно весло.
Естественно, лодка закружилась на месте. А Элли, подняв тучу брызг, принялась хохотать так, что выронила весло.
— Брысь! — шутливо скомандовал Роберт. — С такой греблей мы ни на сантиметр не сдвинемся с места. Лучше уж пускай Дэйзи гребет вместо тебя.
Мы с Элли поменялись местами, и я почувствовала острый укол вины. Само собой, это был просто предлог, чтобы сесть рядом, и мы оба это понимали. Я почувствовала, как Роберт прижался ко мне. Его сильная ладонь стиснула рукоятку весла. Я заметила, что он старался не слишком сильно налегать на него, чтобы я успевала за ним.
— Я замерзла, — вдруг сказала Элли.
Мы вернулись в лодочный сарай. Я почувствовала тепло, исходившее от руки Роберта, когда он помог мне выбраться на берег. Поставив лодку на место, возле небольшой пристани, мы медленно побрели к дому. Хэм, услышав нас, выбежала нам навстречу. Я вдруг вспомнила тропинку, по которой шла от станции, и мне отчаянно захотелось, чтобы он снова поцеловал меня, как тогда. Желание было таким острым и мучительным, что у меня задрожали губы.
— Элли, — попросил Роберт, — беги посмотри, где там мама. Мне не хотелось бы надолго оставлять Вильяма одного. — Элли послушно кинулась бегом к дому. Убедившись, что она исчезла за углом, Роберт потянул меня в тень изгороди.
— Дэйзи… простите меня, — шепотом начал он. Я не дослушала. Я обняла его за шею и подняла к нему лицо, и слова замерли у него на губах.
Не знаю, сколько мы простояли так. Любовь, настоящая любовь была так не похожа на то, что я раньше себе представляла. Сумерки мягко окутали нас своим покровом. Очнулась я, только услышав голос Мин.
— Хэм! Хэ-эм! Ужинать! Иди домой, глупышка, пора кушать!
— О нет, это невыносимо! — шепотом простонала я, и глаза мои наполнились слезами. — Я больше не могу!
Вырвавшись из его объятий, я, не оглядываясь, бегом бросилась к дому.
Воскресенье выдалось скучным. Было холодно, небо чуть ли не с утра затянуло тучами. Напомнив себе, что лучшее средство от всех бед и несчастий — это работа, я уселась за кухонным столом и честно трудилась над Пи-коком, пока не пришло время обеда. Напротив меня с шитьем устроилась Элли, а Вильям, лежа на диване, читал. Роберт возился в саду. Просто идеал семейной гармонии, хмыкнула я про себя. Около двенадцати Мин спустилась вниз.
— Пойдешь со мной кормить лебедят, мамочка? — спросила Элли. — Они такие хорошенькие! Ты должна обязательно увидеть их, пока они еще не выросли.
— Ммм, — рассеянно промычала Мин. Мне показалось, она не слушает. — Наверное, стоит отослать в издательство то, что я уже успела написать, и узнать, что обо всем этом скажет мой редактор. У меня такое чувство, что из всего этого можно сделать целую книгу, а отнюдь не какое-то там предисловие.
— А в какую школу я пойду на следующий год? — вдруг спросил Вильям. — Папа говорит, что в ту, прежнюю, я не вернусь.
— О боже! Самое время, чтобы что-то менять! — всполошилась Мин. Брови ее сдвинулись. — Лично я считаю, что тебе стоит на какое-то время вернуться туда. У Роберта просто бзик насчет этой школы! И потом, у нас просто нет денег, чтобы отдать тебя в другую. Так что ничего не поделаешь.
Я сразу заметила, как расстроился Вильям. И потихоньку рассказала Мин, какая мысль пришла мне в голову, когда я рассматривала фарфор, украшавший студию.
— Это нечестно. Сильно смахивает на воровство, знаешь ли, — нерешительно пробормотала Мин.
