Я улыбаюсь, вспомнив, как Билл читал Эмили на ночь сказки, когда она была маленькой. А потом крепко обнимал ее и говорил, что вселенная огромна, но его любовь к ней наполняет все мироздание. Как я могу ненавидеть такого мужчину?
— Семья может распасться, но она не перестает быть семьей, — объясняю я.
— Да, я понимаю.
— Храни веру во всех своих начинаниях. Разберись в своих пристрастиях. Скоро ты убедишься, что все складывается как нельзя лучше.
Эмили задумывается.
— Да. Понятно. Но все-таки экономику я не брошу. У нас такой классный преподаватель!
После разговора с Эмили я решаю, что будет честно по отношению ко всем, если моим отношениям с Биллом будет официально положен конец. Какое-то время уходит на то, чтобы смириться с этой мыслью, и вскоре я звоню Биллу и намекаю, что нужно обратиться к посреднику, вместо того чтобы тратить деньги на адвокатов. Он колеблется:
— Я не уверен, что хочу разводиться.
— Билл, нашему браку пришел конец, и мы оба это знаем.
— Я бы предпочел его сохранить, — говорит он.
Я слишком много знаю для того, чтобы его слова мне польстили.
— Назови хотя бы две причины.
— Пожалуйста. Во-первых, если я не разведусь с тобой, то периодически смогу приходить домой и наводить в саду порядок. А во-вторых, ни одна из тех женщин, с которыми я встречаюсь, не видит во мне будущего супруга.
Я невольно смеюсь.
— Билл, я ничем не могу тебе помочь с женщинами. Но если ты хочешь бывать у меня в качестве садовника, то добро пожаловать.
— Да, ты действительно меня понимаешь.
— Пытаюсь.
Пауза.
— Нам надо встретиться и поговорить. Полагаю, мы должны решить кое-какие вопросы. В частности, о тех билетах.
Я фыркаю. Кто бы мог подумать, что абонемент на все матчи «Никса» столь мощный рычаг? Вероятно, Билл выменял бы его у меня на полотно Пикассо, если б только оно у него было.
— Нам и в самом деле нужно поговорить.
— Ну так приезжай. Я только что достал бутылочку шотландского виски двадцатипятилетней выдержки. Можно будет его распить.
— Я не пью виски, — напоминаю я.
— Тогда посмотрим телевизор. Я купил новый, с плоским экраном.
Дорогое виски, которое старше его подружек, дорогой телевизор? Билл полностью подходит под описание среднестатистического пятидесятилетнего мужчины. Нетрудно понять, почему мы больше не подходим друг другу. Хотя, если я сумела договориться со всеми своими бывшими парнями, почему Билл должен быть исключением?
Я приезжаю к нему в воскресенье и с порога замечаю включенный на полную мощность телевизор с шестидесятидюймовой диагональю.
— Уютное местечко, а? — спрашивает Билл, приглашая меня войти. — Один из моих коллег прожил здесь много лет. Он сказал, что я могу располагать этой квартиркой сколько вздумается.
— И ты купил новый телевизор?
— Нужно как-то жить, — искренне отвечает он.
Я осматриваюсь и думаю: неужели человек действительно может жить исключительно на виски, пиве и чипсах; судя по всему, это единственное, что у него имеется из съестного. Нет-нет, я его недооценила. Билл гордо вносит огромное пластиковое блюдо. На нем жареные цыплячьи крылышки под сырным соусом и несколько анемичных морковок — явно для красоты. Вот человек, который покупает «наши специальные предложения — всего за $24.99». Если Билл и не питается в закусочной, то превращает в нее свою квартиру.
Он садится на кожаный диван и жестом предлагает мне сделать то же самое. Мы оба смотрим на широкий экран, буквально зачарованные зрелищем футболистов почти в натуральную величину. Матч вот-вот начнется; а пока что нам показывают накопившиеся за сорок лет интересные моменты, не говоря уже о самой интригующей части игры — рекламе. Я понимаю, что рекламодатели используют полуголых девиц, чтобы сбывать свою продукцию мужчинам, но зачем нужны лягушки, лошади и обезьяны? Апелляция к животным инстинктам?
— Адам недавно звонил, — говорит Билл, обмакивая в сырный соус тост. — Мы вспоминали наши вечеринки «отцов и сыновей», которые устраивались в честь очередной игры.
— Скучаешь по нему? — Что-что, а с детьми Билл всегда был очень близок.
— Да, — грустно отвечает он. — Славные были времена.
— Мы были образцово-показательной семьей, — говорю я.
— Похоже, Адам и его новая подружка, Эвахи, неплохо проводят время.
— Она очень милая девушка.
— Да, наверное. Адам неплохо развлекается, — усмехается Билл.
— Ты говоришь о своем ребенке!
— А чем еще заниматься в колледже, если не развлекаться? — бодро спрашивает Билл, типичный мужчина.
— Эмили была бы рада это услышать. Она рассказывала тебе о лыжном инструкторе?
— Они всего лишь друзья! — Внезапно Билл превращается в заботливого папашу: — Эмили — моя милая крошка. Уверен, она все свое время посвящает учебе.
Я смеюсь.
— Да, именно этим мы, женщины, и занимаемся.
Билл внимательно смотрит на меня.
— Да, ты ведь говорила мне о своем бывшем. Кто это?
— Ты его не знаешь. Его зовут Кевин.
Билл выключает звук. Видимо, мои реплики его интересуют больше, чем реплики комментатора Терри Брэдшоу.
— Кевин? Из старшей школы? — с любопытством спрашивает он.
— Да, — отвечаю я и тут же пугаюсь. Мне становится ясно, что Билл действительно многое обо мне знает. В течение долгих лет мы делились друг с другом всем, что касалось нашего прошлого.
— Это не тот сукин сын в кожаной куртке, который заставлял тебя прогуливать уроки? — интересуется Билл.
— Он вовсе не сукин сын, — отвечаю я, пытаясь сдержать улыбку.
— Если уж ты пустилась на поиски своих бывших, я бы, скорее, предположил, что это будет богатенький Эрик, — качает головой Билл.
— Его я тоже видела!
— И переспала с обоими? — Билл поднимает два пальца и неожиданно становится похожим на болельщика.
— Я не спала с Эриком. Всего лишь была у него в гостях и ела икру.
— Есть еще кто-нибудь, о ком бы мне следовало знать?
— Не то чтобы тебя это касалось… Барри Стерн.
— Да, тот заумный романтик, с которым ты познакомилась в Европе и который водил тебя по музеям, — говорит Билл, доказывая, что в течение двадцати лет он и в самом деле меня слушал. — И как у него дела?
— Длинная история.
— Вы спали? Да или нет?
— Нет. Поблизости крутился его любовник.
Билл поднимает бровь.
— У твоего бывшего есть любовник?
— Жизнь — сложная штука.
— И не говори, — отзывается он.
Мы замолкаем; нас обоих охватывает легкая грусть. Я рассеянно смотрю на экран, где полуобнаженные девушки из группы поддержки энергично размахивают помпонами перед самым носом у Тренера — пожилого толстяка. Молоденькие красотки буквально повисают на нем; фотоаппараты щелкают. Неудивительно, что мужчины средних лет такие неловкие. Если они не хотят становиться взрослыми, никто и никогда их не заставит.
