— Всё равно, — сказал художник и с улыбкой признался: — Честно говоря, мы вовсе не против. С кухарками нам не везло. С доставкой готового тут тоже плохо, далековато от города. И Игнат очень доволен, он любит хорошо покушать. Я рад, что вы с ним подружились.
— Ну да… как бы… — сказала Марина.
— Он у меня очень инфантильный. И очень редко принимает кого-либо в список доверенных лиц. Воспитатель из меня плохой, а мать мальчика только портит его в свои редкие наезды.
— М-м-м, — понимающе протянула Марина. — У нас сегодня на ужин шницели. Вы любите шницели? А сырники?
… После ужина они с Игнатом уселись за столом в «большой гостиной», соединённой с кухней. Марина открыла книгу по кулинарии на французском, найденную в обширной библиотеке художника, и с удовольствием рассматривала яркие иллюстрации. Игнат со скучающим видом сидел напротив, со всех сторон обкусывая последний сырник. Видно было, что он уже не голоден, но из принципа не хочет оставлять десерт несъеденным. Георгий Терентьевич ушёл в студию и слушал там Вертинского.
— Сметаной капаешь, — недовольно сказала Марина, переворачивая страницу. — И вообще, чего ты тут сидишь? Отвлекаешь.
— Мой дом, где хочу, там и сижу, — флегматично отозвался Игнат.
Марина промолчала. Насколько она успела узнать подростка, тот мог перегавкиваться с ней часами, причём с большим удовольствием.
— Ты французский знаешь? — спросил Игнат, кивая на книгу.
— Нет, — сказала Марина, — картинки красивые и названия блюд знакомые. Я английский знаю и шведский, плохо. Шведский трудный. А в итальянском я тоже только отдельные слова понимаю, из арий, — она пропела:
L’ho perduta, me meschina!
Ah chi sa, dove sarà!
Ah chi sa, dove sarà![2]
Марина вернулась к рецептам и повторила:
— Так, отдельные слова знаю, а общаться чтобы — нет.
Игнат молчал, приоткрыв рот и забыв про сырник:
— А ещё можешь? Ну… спеть… — выдавил он, наконец.
Марина слегка пожала плечами:
Non la trovo.
Non la trovo.
L’ho perduta, meschinella!
Ah chi sa, dove sarà! [3]
— А про что… это?
— Это «Женитьба Фигаро», слышал? Ну хоть слышал… М-м-м… девушка поёт, что потеряла брошку, ищет её, найти не может, тем временем вокруг брошки закрутилось кое-что. А опера про то, как у одного молодого человека невеста работала в богатом доме, и он заподозрил, что к ней неровно дышит владелец этого дома. Молодой человек испугался, что девушка ему неверна, но она оказалась верна. Вот, в принципе, и всё.
Игнат хотел что-то сказать, но в этот момент Марине позвонил кто-то неизвестный. Она с недоумением поднесла трубку к уху: её новый номер знали пока только мама и… Игнат. Она даже Георгию Терентьевичу сказать его не успела, просто забывала — художник в последнее время почти все дни с утра до позднего вечера проводил в студии. А Игнату пришлось продиктовать, во избежание повторения недавних событий с беготнёй и конспирацией.
— Алло!
В трубке молчали.
— Алло!!!
— Марина…
— Боря? — она сделала Игнату страшные глаза, прикрыла телефон ладонью и прошипела: — Ты номер дал?
— А что, нельзя было? Он попросил! — ощетинился подросток.
Марина выскочила в сад.
— Боря?
— Марина, Марина, — несколько раз с ласковым упрёком произнёс Танников.
— Боря, — повторила Марина, напрягаясь. Судя по голосу, Борис был основательно нетрезв.
— Маринкин, повелитель дельфинов … одинокая муза … мы же с тобой взрослые люди. От чего мы… так? Почему у нас с тобой всё так сложно? Возьми такси, приезжай ко мне. Я лежу здесь… один… думаю о тебе. Приезжай.
— Зачем? — машинально проговорила Марина и с досадой прикусила губу.
Боря хрипловато рассмеялся.
— Ты действительно не понимаешь? Я подарю тебе ночь любви. Так ведь говорят романтичные люди? Я сегодня… особенно романтичен. Ты никогда её не забудешь, эту ночь.
— Не надо, Боря, — терпеливым тоном сказала Марина. — Ты пьян. И мы обо всём договорились. Ты обещал…
— Кому ты поверила? Мне?!! — Танников опять засмеялся. — Ты живёшь в каком-то странном, выдуманном мире! Я даже упитый совсем знаю, что мне нужно, а ты, наверное, и пьяная не можешь… просто жить, расслабиться. Кто тебя так обидел? Приезжай, я помогу тебе выкинуть его из головы… всех их!
— Я не приеду, — сказала Марина. — А ты мне хамишь. Я уже жалею, что приняла предложение Георгия Терентьевича, потому что…
— Извини, — весело и пьяненько, без тени вины в голосе, отозвался Борис. — Я действительно немного выпил, с приятелем… встретил старого приятеля. Я пришёл домой… здесь так пусто. Я тебя видел… я видел наброски у Терентича. И тебя… когда мы приехали с Терентичем. Ты стала очень красивая. Ты красивая, как солнце. Нельзя прятать солнце. Я понял, и мне стало очень горько, потому что мы с тобой нужные друг другу люди. Я тебя вылечу, а ты меня напоишь своей чистой водой… напои меня водой своей любви… — фальшиво пропел Танников. — Не клади трубку, подожди. Я обещаю… больше ни-ни… одно свидание, лады? Ты сходишь со мной на одно свидание. Я ничего такого… обещаю. На день города. Хорошо? Одно свидание. И всё! И если всё, то больше ни-ни!
— Хорошо, — устало сказала Марина. — Одно свидание.
— Мари-и-инкин, — нежно протянул Борис, — я за тобой заеду послезавтра… в три.
Марина с досадой вздохнула, спрятала телефон в карман и провела руками по лицу. У входной двери, скрестив руки, стоял Игнат.
— Я же говорил. Это же дядя Боря.
— Кто тебя просил давать ему мой номер?
— Какая разница? Всё равно ты бы сама сказала, рано или поздно. Ты ещё не поняла? Это же дядя Боря!
— Вот заладил! Дядя Боря, дядя Боря! — Марина вошла в гостиную и села за стол, скрестив руки.
— Ты чё надулась? Видела бы себя сейчас! — Игнат оттянул свои пухлые губы и изобразил ртом нечто утиное. — Что, правда не хочешь идти? Вот не верю! Сходи, убедись. Потом скажешь: прав ты был, Игнат!
Марина фыркнула, поднялась и пошла к лестнице.
— А может, ты в МЕНЯ влюбилась?! — крикнул Игнат ей вдогонку. — Тогда поверю!
— Помечтай, — бросила Марина через плечо.
Она вошла в свою комнату и села на кровать, подложив подушку под спину. Пиксель раскрыл глаза и приветливо мяукнул.
— Один уже обещал, — поплакалась ему Марина, — что я не забуду ту его ночь любви.
Она вздохнула, посмотрев в окно. Да, он обещал. И исполнил своё обещание.
* * *
Мергелевск, ЮМУ, апрель 2007 года
Всю дорогу назад в электричке Марина нервно теребила в кармане телефон. Как будто это могло вернуть его к жизни! Она забыла дома зарядку, а от маминой нокии к её мобильному не подходил разъём. И номер Рената она наизусть не знала, тот его недавно поменял, чтобы дядя не дозвонился. Она бы позвонила кому-нибудь из друзей, но не помнила ни одного телефона, ужасно завидуя предусмотрительной маме, у которой с собой всегда была старомодная записная книжка с аккуратно выписанными по алфавиту контактами.
Они договорились встретиться с Ренатом после её возвращения от мамы, в одиннадцать, а выехала назад Марина почти в четыре. Кто ж знал, что из Гоголево примчится тётя Вера? Тётка заахала, увидев Ольгу Сергеевну, но Марина постаралась её успокоить: всё в порядке, всё под контролем, они с мамой три раза в неделю ходят на процедуры, просто после операции прошло слишком мало времени. Тётя Вера заперлась с Ольгой Сергеевной в комнате, выгнав Марину на кухню, чтобы «пошептаться о своём, девичьем», а Марина изнемогала, сидя над куском торта и разряженным телефоном. С мамой она договорилась, но тётя Вера в ответ на просьбу её отпустить фыркнула:
— Ничего, потерпит твой кавалер. Часто ли к вам родня приезжает? Ольгу ещё видим, а тебя совсем нет.
По перешёптываниям Нади и Артёма Марина догадывалась, что Ренат придумал что-то грандиозное — наверняка составил программу развлечений на целый день, желая впечатлить именинницу. Чувствуя, как утекают драгоценные минутки в электричке, она приходила в отчаяние. Ренату и так тяжело в последнее время: противостоять дяде и тёте, делить время между друзьями и Мариной, а она, вместо того, чтобы поддержать любимого, расстроила его планы. Глядя в окно, чтобы отвлечься, она вспоминала недавний разговор с Колесовой.