— Да, я его знаю. Во сколько он предложил встретиться?
— Вечером. Но если ты не приедешь, он тебя из-под земли достанет, — тут даже без вариантов, конечно достанет.
— Я успею, не волнуйся, — и мы со Стасом спустились в машину. Я протянула ему клочок бумаги с адресом. — Знаешь где это?
— Конечно, но что тебе там надо так понять и не могу, — он вернул мне листок и выехал за пределы комплекса.
— А тебе и не надо, — да грубо, особенно учитывая, сколько он для меня делает. Но это и, правда, личное. Не хочу, чтобы он меня жалел. Поэтому и не расскажу ему про свою маму. Да и ни кому, кроме Виолки. Подруга у меня что надо, знает, как со мной нужно. — Тебе будет достаточно того, что там мне ничего не угрожает.
— Ладно, не кипятись. В душу тебе лезть не собираюсь. Но я же вижу, что ты чего-то недоговариваешь. Если тебе лучше, чтобы я не знал, то ты так и скажи. Я пойму. А врать не надо, — удивленно посмотрела на него. Да он прямо психолог. — Я не заслуживаю такой малости?
— Заслуживаешь, — я собрала волосы в хвост на макушке. — Прости.
— Ты часто извиняешься. Просто в следующий раз не води меня за нос. А обижаться это непрофессионально.
— Сговорились вы что ли? — пробубнила себе под нос, вспомнив слова Виолы, брошенные сегодня. Стас включил музыку в машине, и я всю дорогу просто смотрела в окно. Думала и не представляла, как я войду туда. В мамину мастерскую. Хватит ли мне сил и смелости сделать этот шаг?
— Приехали, — так погрузилась в мысли, что не заметила, как остановились. — Иди, я буду здесь. Телефон у тебя есть, номер мой помнишь, если что звони.
— Спасибо, — взялась за ручку двери, не зная, что ещё сказать. Мне стыдно было, что я так грубо с ним.
— Иди уже, — махнул Стас рукой. — Горе ты моё луковое.
Да, надо быть с ним мягче. Не хочу, чтобы он отвернулся от меня. Иначе, кто будет вправлять мне мозги? Ладно, тянуть больше нельзя. И я уверенно направилась к красиво отреставрированному зданию. Очень похоже на дом культуры. У входа в подвал стояла табличка «Красочная вспышка. Художественная выставка». Оглянулась назад. Из машины этот вход трудно разглядеть, и я уверенно пошла к деревянной двери, выкрашенной в тёмно-синий цвет. Колокольчик над дверью приветственно звякнул. Всё здесь было именно таким, как я себе и представляла. Похоже, после маминой смерти тут ничего не меняли, всё было прежним. Как во сне.
«Комната была огромной, с высокими потолками, кофейного цвета паркетом. Навесной потолок был с разноцветной подсветкой. Стены раньше были белыми, сейчас их покрывали брызги и разводы, нанесенные яркими, разными красками. Окна отсутствовали, а под потолком в разных частях стен были вентиляционные отверстия. В углу на стене мерцала гирлянда.»
Правда сейчас цветные стены были увешаны полотнами в рамках и все с подписанными названиями и с подписанным автором: Тина Белозёрская.
— Здравствуйте! — из-за своего воодушевления даже не заметила, что тут кто-то есть. Женщина стояла ко мне спиной, разглядывая какую-то картину. Она на меня даже не посмотрела, просто услышала звук колокольчика.
— Эм, здравствуйте, — я подошла к женщине ближе, чтобы рассмотреть картину перед ней. «Вечерний Париж», так было её название. Я улыбнулась, почувствовав на щеке слезу. Не может быть. Просто как будто в свой оживший сон попала. Только мамы тут нет. Женщина с улыбкой обернулась. Внешность у неё прямо сказать специфическая. Волосы тёмно-синии, а к кончикам приобретают оттенок фиолетового. Прическа тоже необычная, волосы собраны сбоку и заколоты шпильками с живыми розами. Синий топ расшит блестящими пайетками. Юбка пышная в пол, тоже синяя с блестками. На обеих руках множество браслетов. Глаза зелёные, яркие и светятся искренностью. Возраст достаточно сложно определить, учитывая стиль в одежде и очень яркий синий макияж. Ноги босые — это я заметила, когда она обернулась, зашуршав юбкой. Я бы назвала её ведьмой, если бы не двадцать первый век. Да и кожа у неё была не бледной, а смуглой. Тут больше подходит определение — цыганка или же гадалка.
Когда женщина увидела моё лицо, замерла, удивленно разглядывая, а потом улыбнулась как прежде.
— Тина? — у меня прямо сердце похолодело. Это было неожиданно. Я даже слова сказать не смогла, просто мотнула головой. — А ты её дочь! Конечно, что это я, — она с улыбкой махнула рукой, забренчав металлическими браслетами. — Просто безумно похожа на неё.
— Как вы… — мотнула в шоке головой. — Кто вы? — она протянула мне руку.
— Эсмиральда, — рука у неё была очень нежной. — Но все называют меня Рада. Я смотритель этой выставки.
— Меня зовут Варя, — она подняла бровь, как бы говоря: я в курсе. — Вы знали мою маму?
— Очень хорошо знала, заказывала у неё пару раз картины для себя, — она махнула рукой в сторону стен. — У неё был талант. Она была способна оживить любое полотно. Посмотри сама, — она встала позади меня, положив ладони на плечи, и подтолкнула к стене. И она была права. Картины и, правда, будто живые. Одна понравилась мне больше всего. На ней были изображены бабочки в полёте. Много и каждую можно было разглядеть отдельно и узоры очень чёткие.
— Да вы правы, как живые.
— Ммм, вот и я говорю. И давай без этой фамильярности, Варюш. Давай на «ты» и зови меня просто Рада.
— Ээ, хорошо-о, — неуверенно протянула я. И указала на картину с бабочками. — Я могу забрать её себе?
— Конечно, хоть все. Они ведь твои, — она отошла, задумчиво рассматривая полотна. — А чего волосы обстригла? Причём сегодня и сразу, — я опять ошарашено замерла и даже успела испугаться. — Аааа, стали слишком тяжелы, да? Понимаю-понимаю.
— Вы кто? — потянулась к телефону, собираясь звонить Стасу. Женщина, заметив мой испуг, лишь усмехнулась.
— Я вижу то, чего многие увидеть не в силах, — она смотрела мне в глаза с улыбкой. — Просто потому что смотрят не туда. Живут в ускоренном темпе и не успевают видеть очевидного. Ты постоянно неосознанно тянешься к волосам, поправляешь хвост, как будто тебе непривычно. Значит, отстригла ты их совсем недавно. А как я поняла, что они были длинными? Хм, я же говорю, ты на маму похожа. Никакой мистики.
— Вы очень…
— Странная? — перебила она меня с улыбкой. — Да, мне многие такое говорят. Ты привыкнешь.
— Если честно, привыкать как-то… — она засмеялась, не дав мне договорить.
— Хочешь совет? Относись ко всему проще, и жить станет легче. Так твоя мама делала. И ещё на счёт Тины. Отпусти, — она подошла и заглянула мне в глаза. Теперь Эсмиральда была серьёзной. — Я знаю, почему ты здесь и почему боялась войти. Ты боишься не боли от потери. Нет. Совсем другого. Но твои страхи они беспочвенны. Ты совсем другой человек. Не такая как тётка. Ты станешь прекрасной матерью.
— Откуда вы знаете? — зажмурилась, ощущая, как руки дрожат. Всхлип вырвался как-то сам собой. — Я не… мне кажется я не смогу, — Эсмиральда крепко обняла меня.
— Сможешь, я знаю, — она подождала, когда я успокоюсь, а потом попросила подождать и куда-то ушла. Первым порывом было сбежать от женщины подальше. Но потом передумала. Да, она очень странная, но на сумасшедшую не похожа. И раз уж именно она стала смотрителем, значит, и Яна её знает. Пока ждала, обошла мастерскую. Если бы я была художницей, то обустроила бы своё рабочее место точно так же. Кажется, тут в воздухе витает вдохновение. Рада вернулась с двумя стаканчиками кофе и ароматными круассанами.
— Взбодрись, Варя, твоя жизнь только началась. Перестань цепляться за прошлое, — я кивнула и взяла угощение. — Поверь, я знаю, что ты чувствуешь. Я потеряла семью, но смогла найти новую. И ты сможешь.
— Я уже нашла, — искренне улыбнулась, расслабившись. Нет, она не странная. Она просто сломлена, но смогла подняться.
— Прекрасно, что ты сама поняла это, — улыбнулась женщина, посмотрев на стену, где висели часы. — Тебе пора, девочка, — посмотрела на дисплей мобильного. И, правда, уже пора.
— Спасибо, — мы допили кофе с выпечкой и попрощались. Обменялись номерами телефонов и договорились, что я позвоню, как решу картину забрать. Когда я вернулась к машине, Стас всё также сидел на водительском сидении. — Скучаешь?
