внимание, это название улицы и номер дома. Но мне удалось раздобыть адрес у следователя, мы с ним тогда вполне душевно поговорили и, наверное, именно это укрепило меня в уверенности, что отцу место за решеткой и что только я смогу его туда отправить. Лязгин ведь все понимал, он умный мужик и прекрасно знал, чем занимается мой отец. Но веских доказательств у него не было, а значит и решительные действия он не мог предпринять. А вот у меня были все шансы собрать всю нужную информацию.
— Ты нашел те сто тысяч долларов?
— Лучше, принцесска, — растягиваю губы в улыбке. — Я нашел их общак. Больше месяца я туда ездил как на работу. Отцу было наплевать как я провожу время, поэтому практически каждый день я отправлялся на ту дачу и исследовал ее миллиметр за миллиметром. Я был уверен, что если найду эти деньги, то больше не буду зависеть от отца.
Там было гораздо, гораздо больше, чем сто тысяч баксов. Не думаю, что это было их постоянным местом хранения, но они знали, что пока не достигнут какого-либо консенсуса с отцом, им надо залечь на дно. Поэтому и организовали временный штаб там, и деньги там хранили. Не знаю как полиция не нашла их тайник, там же наверняка проводились нехилые обыски. Но видимо, их больше интересовала наркота, поэтому ее в частности и искали.
— Таким образом, в тринадцать лет я остался без отца, но с кучей бабла. Легально ничего сделать я, конечно, не мог. Какое-то время они просто лежали мертвым грузом в уже моем тайнике, потом я начитался про крипту и вложил нехилую часть туда. Тогда это было не так распространено как сейчас, но меня риск не остановил. Мне в любом случае было некуда их тратить… Так что к тому моменту как отца, наконец, посадили и все имущество арестовали, у меня кроме кучи налички в валюте, была флешка с неприлично дорогой криптой.
Даже сейчас, спустя уже больше, чем десять часов после нашего разговора, слова Марата эхом звучат в моей голове. Но это еще не самое худшее. Худшее — это образ маленького мальчика в подвале, который прочно засел у меня перед глазами.
Когда я задавала вопрос про деньги, я даже близко не могла предположить, что его история будет столь трагичной. И пусть Скалаев сделал все для того чтобы его рассказ звучал как можно менее эмоционально, внутри у меня до сих пор все сжимается от боли.
Марат сказал, что его мама умерла еще до того как он смог сформировать хоть какие-то долговременные воспоминания о ней, и я даже осторожно уточнила не произошло ли это в родах. Не знаю зачем, может надеялась, что смогу если не оправдать, то хотя бы как-то понять такое отношение отца, убедить себя, что он так сильно любил свою жену, что потом всю жизнь винил сына в ее смерти. Но даже до того как Марат отрицательно покачал головой и сказал, что ее не стало, когда ему было четыре, я знала, что это не так. Такой человек как Константин Скалаев был начисто лишен способности любить. Он был чудовищем. Он не любил своего сына не потому что тот в чем-то провинился, пусть и косвенно. Нет, он не любил его потому что был для этого недостаточно человеком.
Тимур, кажется, чувствует мое напряжение и пытается всячески меня развеселить. Вот только даже его попытки использовать Рамика в качестве ездовой собаки не способны привести меня в чувства.
Я думаю о Марате. О том как он до последнего верил, что папа, самый близкий его человек придет на помощь. Спасет его. Но тот даже не попытался. Пожертвовал сыном. Между ним и бизнесом, выбрал бизнес. Как так можно? Я бросаю взгляд на Тимура и глаза моментально предательски мокреют. Как можно так поступить со своим ребенком? Его отец не просто предал сына, он в корне убил в нем доверие.
Неудивительно, что Марат был таким холодным и не заводил серьезные отношения. До встречи со мной.
А потом я попросила Грушевского сыграть роль моего парня. За спиной Марата. Даже на фейковую именинную вечеринку сходила… В памяти некстати всплывает мой разговор с отцом Марата. И это еще он считал его чудовищем? Мальчика, которого он предал??
Господи, а я ведь тогда во время нашей ссоры прямо спросила у Марата сдал ли он отца полиции. И хотя, уверена, спрашивала я это без обвинительной интонации, но… со страхом? Возможно.
Остается только догадываться что тогда подумал Марат.
Марат… если бы ты только рассказал мне обо всем раньше. Если бы мы не допустили такую огромную пропасть между нами. Возможно, я бы в ответ рассказала о своем отце и возможно, у Марата бы включилось критическое мышление и он бы задал мне какие-то наводящие вопросы, чтобы помочь отделить правду от детской фантазии.
Возможно и если бы… Эти слова стали крайне популярны в моем лексиконе. Но прошлое уже не вернуть.
В принципе, я давно с этим смирилась. Приняла свои ошибки. Переступила через боль. Собрала себя заново. Шесть лет назад я ведь, действительно, начала жизнь с чистого листа. И у меня получилось. Только вот почему единственной моей радостью стал сын? Разве так должны жить молодые девушки? Мне ведь и тридцати еще нет, а я поставила крест на личной жизни. За все эти годы я трижды пыталась завести отношения. И трижды я не продержалась и пары месяцев. В первый раз я оправдывала это тем, что у меня маленький ребенок и работа, а значит свободного времени на личную жизнь нет. Второй раз я беспощадно придиралась к ни в чем не повинному Валере, а все потому что он был слишком не таким… слишком не Маратом. И только в третий раз я поняла, что дело во мне. И нет, тогда у меня даже мимолетной мысли не было о том, чтобы снова попробовать что-то с Маратом, но и пробовать что-то с кем-либо другим у меня отпало желание.
У меня было шесть лет. Шесть лет, чтобы найти достойного мужчину. Да к черту достойного, просто того, кто сделал бы меня счастливой. Шесть лет это долгий срок? Наверное, да. Но он ничто по сравнение с теми годами, что ждут меня впереди. Готова ли я провести их в одиночестве?
Или я слишком рано
