Как только мы оказываемся на его переоборудованном складе, он усаживает меня на тот же табурет, который использовал, когда я зачищала его порезы после того, как в нас стреляли. Эти штормовые голубые глаза внимательно следят за моим выражением лица, пока он меня осматривает. Физически я в порядке, несколько незначительных синяков, ссадин на коже и остатки дозы успокоительного со временем пройдут. Долгосрочный ущерб — психологический.
— Я хочу в душ, — говорю я.
Никакая сила характера или уверенность в своем теле не спасает от душевного ужаса, который пережила сегодня. Я все еще чувствую его дыхание и отвратительные руки на своей коже, грубую хватку, поднимающую мою рубашку, чтобы обнажить меня, его садистский смех и удовольствие от власти, которую он имел, когда я была связана и не могла сопротивляться.
Кожа кажется грязной, и мне хочется скрести ее, пока я не смою все это. Это не избавит от воспоминаний, но мне не станет легче, пока я не смогу сделать что-то, чтобы избавиться от затянувшихся ощущений от насилия над моим телом.
Мне не следовало сталкиваться с тем, что я сделала сегодня. Похищена. Удерживали ради выкупа. Нападение.
Папа вчера клялся, что все, что они делали, было для того, чтобы защитить нас. Чушь. Если бы они хотели нас защитить, они бы не стали пускать в этот город такую опасность. Мама не ждала бы так долго, чтобы спасти меня от преступников, с которыми она работает. Насколько знаю, она увидела фотографию меня без сознания и связанной, а потом занялась своими делами, не заботясь о том, что случилось с ее дочерью. Квитанция о прочтении выжжена в моем мозгу, и от этого уже никуда не деться.
— Пойдем, — бормочет Фокс, берет за руку и ведет в ванную.
Он запускает воду, проверяя температуру на своем запястье, прежде чем повернуться ко мне. Я снимаю с себя майку и бросаю ее на пол и яростное урчание заставляет перевести взгляд на него. Его внимание приковано к моей груди, к красным следам в виде отпечатков пальцев. Он протягивает руку, но скручивает пальцы в плотный кулак, кожа натянута так, что шрам на костяшках выделяется.
Дыши, приказываю себе, погружаясь в медитацию, чтобы не дать себе разойтись по швам. В спешке я стягиваю с себя шорты и вхожу под горячие струи воды.
Фокс поворачивается, чтобы уйти. Он обещал, что не оставит меня одну. Из меня вырывается прерывистый, панический звук, и он возвращается, прыгает в душ вместе со мной, все еще полностью одетый.
— Шшш. — Его руки прижимают меня к себе, и я прижимаюсь, делая рваные вдохи, от которых у меня заходится в груди. — Я никуда не уйду. Я думал… собирался оставить тебя наедине, но я здесь.
— Не надо, — задыхаюсь я.
— Я знаю, — успокаивает он неровным голосом, поглаживая мои волосы. — Обещаю, что этого с тобой больше никогда не случится.
Мы остаемся так на мгновение, его руки обхватывают меня, прижимая дрожащую фигуру к его груди. Его одежда промокла, футболка прилипла к телу, а я стою обнаженная, наполовину желая, чтобы вода была достаточно обжигающей, чтобы сжечь грязный слой моей кожи.
Выпрямив позвоночник, я потянулась к куску мыла на карнизе. Он пахнет пряно, с нотками океана, по которому мы оба признались, что скучаем, как лес, встречающийся с береговой линией. Это Фокс. Я прижимаю его к коже и начинаю намыливать. Несколькими движениями я обнаруживаю, что скраб достаточно грубый, чтобы натирать кожу и не замечаю, что задыхаюсь, пока он осторожно не вырывает мыло из моей смертельной хватки.
— Дай мне.
Повернув меня к себе, обхватывает меня одной рукой и притягивает к своей груди. Я держусь за его руку, чтобы не упасть, пока он помогает мне мыться. Фокс не отпускает меня, поддерживая вес, когда я прижимаюсь к нему, прижимая свое лицо к моему. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на нем.
Вода выключается, и я открываю глаза, он снимает с себя мокрую одежду, промокший материал шлепается на пол. Шагнув наружу, он протягивает мне руку.
Фокс вытирает меня и усаживает на край кровати. Душ помог мне почувствовать себя самой собой. Натянув трусы, он порылся под платформой, которую соорудил для матраса из найденных материалов, и встал передо мной на колени.
— Дай мне посмотреть на твои запястья. — Его голос низкий, мягкий, но пронизанный силой его приказа. Я протягиваю ему руки. — Это поможет.
Достав тюбик лосьона, он наливает немного на пальцы и медленными круговыми движениями втирает его в запястья, мои ресницы трепещут, и я издаю тихий вздох. Закончив с запястьями, он переходит к нанесению лосьона на раздраженные красные участки моих бедер, где веревка, удерживающая меня в кресле, натерла мне кожу.
Он поднимает взгляд на любопытный звук, который я издаю. — Что?
— Не думала, что такой грубый и жесткий человек, как ты, будет заботиться об уходе за кожей, — поддразниваю я.
Цвет окрашивает щеки, и уголок его рта кривится. Он проводит ногтем большого пальца по губам и смотрит на меня сквозь темные ресницы. — Это не для моего лица. — Его брови поднимаются, и он зажимает кончик языка между зубами. — Я не трогал других девушек, но у мужчины есть потребности, Мэйзи.
Проходит минута, прежде чем его смысл доходит до моего вялого сознания. — О. О, хорошо, я чувствую тебя. — Ухмыляясь, я прислоняюсь к нему. — Ты и..? То же самое.
В его горле раздается хриплый смех, и он переходит к другому бедру, не спеша втирая лосьон в мою воспаленную кожу. Пока ухаживает за мной, сильная волна сонливости заставляет меня покачиваться.
— Ложись, детка. — Он смахивает влажные пряди волос с моего лица и подталкивает меня к кровати. — Я держу тебя.
Я отодвигаюсь, потом замираю. — Ты не уйдешь?
— Нет, я здесь. Никуда не уйду.
Он следует за мной, раскрывая свои объятия, когда устраивается. Я зарываюсь в них и вдыхаю его, уткнувшись носом в шею, Фокс поглаживает мою спину успокаивающими кругами.
— Тебе холодно?
Я качаю головой. — Просто обними меня.
Руки крепко обхватывают меня, в его объятиях я в безопасности, любима и защищена.
— Спасибо, — шепчу, позволяя сну захватить меня.
Засыпая, я смутно чувствую, как он что-то бормочет мне. Не знаю, что говорит, но он никогда не покидает меня. Он рядом со мной.
Уже стемнело, когда я снова почувствовала просветление, не знаю, была ли это длительная реакция на успокоительное, эмоциональная перегрузка или сочетание всего этого, но когда просыпаюсь, я как будто выхожу из тяжелого кошмара. Мои конечности тяжелые, а боли в теле более заметны. Как бы я хотела просто забыть все это. Запереть это в чертовом хранилище в моем сознании и никогда больше не сталкиваться с этим. Я издаю стон и переворачиваюсь, чтобы найти взгляд Фокса на мне в тусклых тенях.
— Ты проснулась, — говорит он.
Моя щека тянется к его татуированному бицепсу под головой, когда я киваю. Он заправляет мои волосы за ухо, проводя подушечками пальцев по боковой поверхности моей челюсти.
— Что теперь будет? — спрашиваю я.
Он медленно вдыхает. — Я знаю одного парня недалеко отсюда, у него бесконечный запас взрывчатки. Ну, Кольт знает. Часть его сети, это в дне езды отсюда.
Призрачные пальцы слишком сильно сжимают мою грудь, и воздух застревает в горле. Я представляю огонь и пепел, представляю мужчину, который взял меня, кричащего в агонии, пока смотрю, как его кожа сходит с костей. На секунду я хочу этого. Меня пугает, что я могу испытывать такие сильные чувства к кому-то, но это не избавляет меня от этого.
— Нет. Это делает нас не лучше их.
— Я не хороший человек, Мэйзи. — То, как он обхватывает мою челюсть всей рукой, твердо, но не настолько, чтобы причинить боль. Его взгляд буравит меня. — Они причинили тебе боль сегодня, и они заслуживают того, чтобы сгореть за это.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Зловещая тьма в его тоне обращается к той части, о которой я никогда раньше не подозревала. Может быть, это неправильно — любить эту его сторону, знать, что он уничтожит все, что посмеет причинить мне боль. Возможно, это не то, что общество считает нормальным, но это я и это он. Это все, что имеет для меня значение.
