— Да, Митрофанова. Ты не ошибаешься, — поджала губы Ирина.
— Ну вот я и решила, — поникла Надя, — что такой человек… обязательно захочет, чтобы невеста его сына была безупречной. Абсолютно безупречной. Во всем. И ты на самом деле… ты — такая и есть. Молодая, красивая, самостоятельная, умная. — Она взглянула в глаза подруге.
— Слушай, Митрофанова, — поморщилась хозяйка. — Не надо тут рассыпаться в комплиментах! Тебе это не идет. Да и поздно ко мне подлизываться.
— А я к тебе и не подлизываюсь, — возмутилась Надежда. — Я действительно считаю, что ты… ты — в общем, мой идеал. Единственный человек, который всего сам своим трудом достиг. А та ошибка, что ты — нет, мы все, все трое! — совершили тогда, — с кем не бывает?!
— Думаю, папашка Милюков с тобой бы не согласился, — вздохнула Ирина.
— Значит, я угадала… — потупилась Надя.
— Угадала, — кивнула подруга. — Узнай старик, как мы развлекались, точно меня бы под зад коленом… — И задумчиво, все с той же отрешенной улыбкой добавила: — А согласись, тогда мы и подумать не могли, что эта история нам когда-нибудь аукнется!.. Просто прикалывались…
Десять лет назад
Наступил май, зашумели праздники, добрая половина москвичей отвалила в пригороды сажать картошку и анютины глазки. Дачная неволя светила и Коренковой, и Степану — но, к счастью, им удалось отбиться. Сослались на грядущие экзамены и массированную подготовку, которая якобы лишь в компании возможна. «У нас, мам, каждый за свою тему отвечает. Вызубривает ее и рассказывает остальным. Так быстрей и удобней. А если я с тобой на дачу поеду — получается, друзей подведу».
Родители, простаки, купились. Хотя на самом деле нужно полным дураком быть, чтобы в теплые, почти летние деньки париться над учебниками, когда в столице столько соблазнов: и фонтаны включили, и уличные кафешки пооткрывали. А новые фильмы, а очередные компьютерные бродилки, а распродажи зимних коллекций в магазинах?
Отдельные фанаты, вроде Семки Зыкина или Людки Сладковой, земные развлечения игнорируют. Отращивают горбы над учебниками — не школьными, конечно, а уже институтскими. Будто другого времени не будет — когда, например, погода испортится. Или родаки со своих дач в Москву подвалят.
А Надя, Лена, Ирина и Степан по взаимной договоренности на учебу забили. Как сказала Елена, «нужно насладиться последней халявой! А то после праздников как навалится: и выпускные, и вступительные…»
Одна беда: все весенние развлечения требовали денег, денег и денег. Что самая паршивая карусель в парке Горького, что билет в киношку на голимый утренний сеанс. А пиво, а входной билет в то же Коломенское, а несчастное фруктовое мороженое в кафешке?..
С финансами у всех четверых оказалось негусто. Одной Елене мамаша благородно отбашляла карманных денег — считалось, что на развитие, будто дочь на них приобретает диски классиков и билеты в консерваторию. Ирка у своих родаков презренный металл изымала незаконно. Они, говорила, такие бардачники, что сотню туда, сотню сюда — и не замечают. А вот Наде со Степаном похвастаться было нечем. У него семья пьющая, у нее — неполная и категорически малообеспеченная. Но если Надю, дочь медсестры, в их компании жалели, опекали и угощали, то Степану, какому-никакому, а мужчине, приходилось несладко. Каждым глотком пива его попрекали, каждой чипсиной.
— Что вы к нему цепляетесь? — упрекала подруг Надежда.
А Лена с Ирой в один голос начинали кричать, что, мол, если он такой бедный, то пусть ходит трезвым. А лакать пенное за счет девчонок не по-мужски.
— Ну, тогда давайте и звать его не будем! — предлагала Митрофанова. — Зачем издеваться-то над человеком?!
Однако этот вариант подруг тоже не устраивал.
— Да ну, тогда совсем с тоски помрешь! Три девчонки, шерочка с машерочкой! А он — хоть подобие мужика…
Надя всегда удивлялась, как Степка только терпит. Все наезды, упреки и то, что он всего лишь подобие . Даже однажды, когда они вдвоем по району шатались, Надя спросила:
— Неужели тебе не обидно?..
Ивасюхин в ответ лишь улыбнулся. И, начитанный, привел в пример кавалера де Грие, героя романа «Манон Леско». Который был готов терпеть любые унижения — лишь бы находиться при своей обожаемой королеве.
— Но у него-то любовь была, — пожала плечами не менее начитанная Надя. — Он от своей Манонки с ума сходил. Конкретно. А ты кого из нас любишь?
— А всех! — расплылся в улыбке Степан. — Вы, именно когда вместе, такие классные! Я с вами рядом просто преображаюсь! Другим себя чувствую. Взрослым и сильным. Понимаешь?
— Не понимаю, — вздохнула она. — Какой, на фиг, сильный? Ирка тебя доходягой в глаза зовет. А Ленка говорит, что ты годишься только страницы переворачивать, когда она по нотам играет.
— Да они просто болтают, — заверил ее Степан. И ухмыльнулся: — А на самом деле знают, что без меня пропадут! И ты — пропадешь. Я же вас спас уже однажды — когда вы с машиной вляпались? Спас. И еще когда-нибудь, вот увидишь, спасу! И Ленка с Иркой это тоже понимают.
Крыть ей было нечем. Да Надю и саму устраивал верный и безответный Степан рядом. Всегда и с математикой подскажет, и сумку тяжелую поднесет, и домой его можно звать, если вдруг телик забарахлил — починит. К тому же на вечерних улицах удобно. Если трое девчонок одни вечером шарашатся — тут же начинают разные хулиганы подгребать. А если вместе с каким-никаким, а парнем, то не каждый сунется.
…И на те майские они хоть и вздыхали, что вечно денег не хватает и толком даже не тусанешься, а жили все четверо дружно. Наскребали на пиво, волокли бутылки в парк, душевненько, на только что взошедшей травке распивали. Или, если вдруг дождик, собирались у Ленки — благо маман у Коренковой отсутствовала, на все праздники отбыла на фазенду отдышаться после загазованной московской зимы.
Сидели, болтали, прикалывались, глазели в телик, брали напрокат видеокассеты. Елена, если была в духе, садилась за рояль, баловала одноклассников прикольными попурри или просто аккомпанировала, а они дурными голосами завывали что-нибудь из Шевчука или «Алисы». Резались в «дурачка». Однажды, по приколу, позвонили в телефон доверия. И Ленка, самая артистичная, изобразила несчастную любовь — да так удачно, что у нее адрес начали спрашивать, чтобы спасателей прислать, уберечь ее от суицида.
А в последний день майских каникул случилось непредвиденное.
Виной тому стала то ли «Эммануэль», которую компания дружно пересмотрела чуть ли не в сотый раз, то ли роскошная трехлитровая бутылка мартини, которую притащила Ишутина (Иркины родители в тот день неразумно бросили в ящике кухонного стола очень крупную сумму денег). То ли ленивый дождик за окном — под его стук так и хотелось забраться под плед и прижаться к теплому дружескому плечу…