Общительный и легкий на подъем, совсем непохожий в этом на своего отца, он ни минуты не сидел на месте. И снова, как когда-то, Летти проводила вечера в одиночестве. А впереди маячило Рождество, которое ей тоже встречать одной, если, конечно, не принять приглашение Люси и Джека. Как всегда бывает, когда жизнь движется по наезженной колее, она с тоской смотрела по сторонам, но никак не могла собраться с духом, чтобы вырваться из надоевшей рутины.
Дэвид опустил трубку телефона, чувствуя себя необычайно подавленно. Летиция не собиралась уступать, и никакие уговоры, мольба или гнев не в состоянии поколебать ее решимости.
Из их розово-золотой спальни до него донесся пронзительный голос Мадж:
– Скажи, ради Бога, кому ты звонишь на Рождество, дорогой? В любую минуту придут гости, а ты сидишь и болтаешь по телефону. Кто это?
– Это не твой знакомый, – огрызнулся он, услышав в ответ: «Ха!»
А потом:
– Неужели одна из твоих любовниц, милый? – Его жена считала, что удачно пошутила.
На мгновение им овладело сильное искушение вернуться в спальню, встать за ее спиной, когда она будет сидеть, прихорашиваясь, за туалетным столиком, и сказать: «Между прочим, дорогая, так оно и есть! Мы с этой женщиной любим друг друга в течение многих лет. И я требую развода!»
– Я спросила, – снова крикнула Мадж, когда он промолчал, – разве это не твоя любовница?
Он зашел в спальню, и, глядя на ее отражение в зеркале, насмешливо произнес (именно так, как и представлял):
– Да, дорогая.
Дэвид был вознагражден пронзительным переливом смеха, тем самым, что делал Мадж очень привлекательной для мужчин. И без того хорошенькая, Мадж казалась красавицей, когда смеялась.
– Боже мой, дорогой! Как смешно!
Только когда юмор покидал ее, что так часто случалось в присутствии Дэвида, но никогда в компании других мужчин, проявлялись ее истинные черты. Приподнятое настроение придавало Мадж определенный шарм, который он ошибочно принял за красоту, когда впервые познакомился с ней.
Отсмеявшись, она снова принялась разглядывать себя в зеркале, нанося пудру на резко очерченный подбородок.
Мадж гордилась своей внешностью. Она была высокой, все еще стройной в сорок лет, с прекрасной шеей, которой позавидовали бы многие манекенщицы. Короткие, тщательно завитые волосы были темными и блестящими, а брови она регулярно выщипывала, придавая лицу выражение пикантного удивления. С искусно нанесенными румянами и подкрашенным ярко-красной помадой большим ртом, она выглядела весьма впечатляюще.
– Если бы ты был таким остроумным и в присутствии друзей, – тон был насмешливым, – то, несомненно, пользовался бы чрезвычайной популярностью.
Что-то разорвалось внутри Дэвида.
– Смейся, смейся! – рявкнул он, заметив, как удивленно она подняла глаза. – Но это правда. У меня действительно есть другая женщина.
Она издала нервный смешок, собираясь вернуться к прежнему занятию, но какая-то необычная нотка в голосе Дэвида остановила ее и заставила быстро повернуться к мужу.
– Дорогой, ты заходишь слишком далеко. – Молчание, затем гримаса, которая напрочь стерла красоту. – Ты шутишь?
– Нет, – ответ был твердым. – Нет, Мадж, я не шучу.
Она яростно смотрела на мужа.
– Не будь таким смешным. Кто…
– Я встречался с ней каждые выходные в течение четырех лет.
– Но ты был здесь! Каждые выходные! По крайней мере недель шесть или…
Выражение ее лица изменилось, когда Мадж вспомнила, что раньше все было по-другому.
– Правильно, – подтвердил Дэвид. – Мы не виделись почти семь месяцев, но сейчас я решил снова встречаться с ней.
– Ты не посмеешь, – карие глаза засверкали, – если хоть немного ценишь наш брак.
– Но я его не ценю, Мадж. Этот фарс тянулся годами, ты ведь прекрасно знаешь. Я не нужен тебе. Ты делаешь все по-своему и плюешь на то, что я говорю или чувствую. Если я уйду сегодня вечером, ты даже не заметишь – как физически, так и материально. А уж твой отец побеспокоится о последнем.
– Без сомненья! За исключением того, что я не готова отпустить тебя, дорогой. А кто она? Не думаю, что продавщица в магазине – ты слишком разборчив. Она из высшего общества? Вряд ли обрадуется, когда ее имя станут втаптывать в грязь. Мы знакомы?
– Нет. Она не твоего круга.
– Тебе повезло, дорогой! – прошипела Мадж. – Но я вот что скажу – ты можешь встречаться с ней сколько угодно, но не питай надежд, что я позволю тебе развестись со мной. А сейчас иди и готовься к приему гостей. Ты знаком почти со всеми. Будут только наши друзья и друзья папочки. Один – член парламента, другой – известный банкир, с которым папа ведет дела. И Арчи Баннистер. Его отец владеет газетой – ну, как она называется? Такая большая…
– Я могу дать тебе основания для развода, – прервал ее Дэвид, не обращая внимания на скрытые угрозы и беспокоясь лишь о Крисе.
Мадж снова разразилась своим особенным пронзительным смехом, успешно вернувшись к прежнему легкомысленному тону.
– Не будь идиотом, дорогой! Ну чего ради я откажусь от мужа, чтобы мое имя полоскали все, кому не лень, говорили обо мне как о брошенной жене? Извини, Дэвид, но я этого не хочу. А сейчас поторопись, скоро придут гости, и я не собираюсь портить им вечер. Полли!
Голос стал раздраженным.
– Где эта девица? Мне нужно поправить волосы. Полли!
Когда в комнату вбежала испуганная служанка, Дэвид молча отправился готовиться к вечеру, так и не разобравшись, поверила ему Мадж или нет.
В течение всего вечера он гадал, где же празднует Летти, неужели она забыла о нем. Этого не может быть. Любовь, которая была у них, так просто не исчезает. Она должна думать о нем!
Он смог позвонить ей только перед Новым годом. Дом, хотя и огромный, был переполнен гостями, так как Мадж затеяла прием по случаю праздника. Она курила элегантные турецкие сигареты, вела себя как молоденькая девчонка, глотала шампанское, танцевала с каждым мужчиной, будто он был единственным… В предновогодний день повела гостей смотреть пантомиму «Матушка Гусыня» в Палладиуме, весело окунувшись во всеобщее безумство.
Дэвид, вынужденный сопровождать их, послушно усаживался среди ее друзей, но тосковал по спокойствию квартиры Летиции и не менее сильно скучал по сыну. Он пропустил почти все годы его детства и не собирался терять оставшиеся.
На следующей неделе, пока Мадж была у парикмахера, он, будто маленький мальчик, сбежавший с уроков и наслаждающийся свободой, позвонил Летти, рассказав о разговоре с женой, спросил, прощен ли он, и с облегчением услышал ее согласие принять его у себя в субботу.
Эта Летти была куда более трезвомыслящей женщиной, чем та, которую он знал раньше. Возможно, он ошибался – ведь даже тогда в минуты страсти она всегда думала, как справиться с ситуацией, чувствовала свою ответственность перед другими людьми. Ей уже давно не приходилось отчитываться перед кем-либо, включая и Кристофера, но сильное чувство ответственности перед самой собой осталось.
