разбредаются по местам. И я уже собираюсь выдохнуть, но лишь сильнее напрягаюсь, когда узнаю, что за нашим столом будут сидеть Островские. Я понимаю, что они друзья семьи, можно сказать, партнеры, как никак, но мне все это чертовски не нравится.
Ксюша, совсем поникнув, только изредка бросает на меня потерянный взгляд.
Я обнимаю ее, давая понять, что она со мной, и я, блин, любого нахер пошлю, если только рот откроет в ее сторону.
— А чем вы занимаетесь?
Мы даже толком занять места не успеваем, как Алька открывает рот, чем естественно привлекает внимание всех присутствующих к нам с Александровной.
Я кладу свою ладонь поверх Ксюшиной, слегка ее сжимая.
— Я преподаю в университете, — тихо отвечает Александровна, а я начинаю злиться.
— Аа…
— Я прошу прощения за опоздание, — Альку прерывает внезапно появившийся Александр Павлович.
— Саша, рад тебя видеть, приятно, почтил старика присутствуем, — дед поднимается, пожимает руку отцу Белого. Сам Белый, к слову, с утра отзвонился, поздравил деда, извинился за то, что не сможет присутствовать по понятным причинам, чтобы праздник не портить.
— Ну вы тоже скажете, какой же из вас старик, Николай Федорович, не наговаривайте.
После он приветствует остальных присутствующих за столом и занимает свободное место. Я же настороженно кошусь на гостей, в частности на мать Ксюши. Арина Викторовна, однако, абсолютно спокойна, лишь изредка поглядывает в нашу сторону. Дед что-то обсуждает с Александром Павловичем. В общем-то присутствующие за столом в основном теряют интерес к нашим с Ксюшей персонам, как никак за столом теперь сидит не кто иной, как мэр нашего города.
В спокойной обстановке проходит около получаса, после тамада решает, что гостей пора расшевелить. Дед, встав из-за стола, приглашает даму сердца на танец, несколько гостей следуют его примеру. Островский старший вместе с Беловым выходят покурить, за нашим столом остаемся мы с Ксюшей, мои родители и Алька с матерью.
— Так вот, а что вы преподаете?
— Аль, может ты поешь? — предостерегаю старю подругу.
— Русскую и зарубежную литературу, — на удивление спокойно, я бы даже сказал твердо, отвечает Ксюша.
— В университете? — теперь присоединяется маман, и я уже собираюсь прекратить все это, но в этот момент Ксюша сжимает мою ладонь.
— Да, — кивает, глядя на маман.
— Простите, Ксения, а сколько вам лет? — сдержанно интересуется мать.
— Двадцать три.
Алина в этот момент наигранно давился содержимым своего рта.
Отец с шумом откладывает в сторону приборы, мать меняется в лице.
Ну бля, дед, прости.
— А вам не кажется, что вы староваты для нашего Егора? — встревает Алька. Я к ней хорошо отношусь, но сейчас…
— Рот закрой, тебя не учили, что с набитым ртом говорить неприлично? — я не пытаюсь сдерживаться в выражениях.
— Алина, и правда, некрасиво задавать подобные вопросы, — снисходительно произносит старшая Островская, при этом явно не чувствуя вины за поведение дочери.
— Егор, остынь, — вмешивается маман, — Ксюша, правильно ли я понимаю, что преподаете вы в том же университете, где учится Егор.
— Мама, — цежу предупреждающе.
— Алина права, — до сих пор молчавшего отца, видимо, прорывает, — вы достаточно взрослая, у вас есть дочь и…
— Дочь? — удивленно произносит мать и в этот момент Ксюша сама наклоняется к моему уху.
— Не надо, — шепчет тихо, — успокойся.
— Да, мама, дочь.
— Но как же… Егор, но… а сколько лет вашей дочери лет? — мать обращается к Ксюше.
— Ей четыре года.
— Допрос окончен? — я наконец не выдерживаю, отбрасываю в сторону вилку. — Или что-то еще интересно? Так вот, да Ксюше двадцать три, она мой преподаватель, у нее есть дочь, и я охренеть, как их обеих люблю. А теперь, прошу нас простить, но здесь становится нечем дышать, — я поднимаюсь резко, подхватываю обескураженную Александровну под локоть, вынуждая встать.
— Егор, немедленно сядь на место!
— Женя!
— Мы уходим, с дедом попрощаюсь, всем спасибо за вечер.
Подталкиваю ошарашенную Ксюшу вперед, она и не сопротивляется.
— Егор, Ксюша, да погодите вы, ну как же так, — мать встает из-за стола, идет вслед за нами. — Егор.
— Мам, я не настроен сейчас на конструктивный диалог.
— Егор, ну я же ничего не имела в виду, просто это все так неожиданно, — мама останавливается, смотрит на нас растерянно.
Я вздыхаю, подхожу ближе, обнимаю мать. Знаю, что она не со зла, кто угодно, но не она.
— Я знаю, мам, но мы лучше поедем.
— Хорошо, — кивает, — ну может вы хоть в гости приедете, познакомимся, а то, как же, как-то не по-людски выходит.
Ксюша молчит, смотрит только неуверенно.
— Может потом, мам, заедем.
Я прощаюсь с матерью, Ксюша выдает тихое «до свидания», по пути идем к танцполу, перекидываемся парой слов с дедом и Ариной Викторовной и, извинившись, покидаем ресторан.
Молча садимся в машину.
Завожу двигатель, выезжаю с парковки в полной тишине.
Едем некоторое время молча.
Первой невыдерживает Ксюша.
— Прости, я не хотела портить вечер, я же говорила, что мне не стоило идти, — она говорит так тихо, что я едва ее слышу. Бросаю на нее взгляд, и душа на части рвется, потому что по щекам Александровны катятся слезы.
И я ни о чем больше не думаю, съезжаю с дороги, сворачиваю в какой-то переулок и, остановив машину, глушу двигатель.
— Ксюша, малышка, посмотри на меня, — беру ее за подбородок, поворачиваю голову к себе, смотрю в блестящие от слез глаза. Она мне душу рвет. Я дурак, тщетно надеялся, что все пройдет, если не
