Ознакомительная версия.
В тот день, когда она пришла ко мне за помощью, я ничего не могла поделать.
— Пожалуйста, научи меня, — шептала она.
«Не будет вреда», — подумала я, пока мое сердце обливалось слезами из сострадания к малышке. В конце концов, она же хотела соблазнить собственного мужа. Не чужого мужчину! У нее был один мотив: любовь. Ну как это может привести к чему-то плохому? Ее страсть сильна, но в ней нет греха. Это чистая страсть!
В глубине души я сознавала, что это ловушка, но так как ее устроил Бог, то я не видела в ней вреда. Поэтому я решила помочь Кимье, деревенской девушке, чье понятие о женской привлекательности ограничивалось хной на руках.
Я научила ее, как украсить себя, и она оказалась понятливой ученицей. Пришлось рассказать ей, как принимать ароматные ванны, нежить кожу пахучими маслами и притираниями, накладывать на лицо маски из молока и меда. Я дала ей янтарные бусины, и она вплела их в волосы, чтобы от них долго и приятно пахло. Лаванда, ромашка, розмарин, тимьян, лилия, майоран и оливковое масло — я поведала Кимье, как ими пользоваться и как ночью разжечь в муже страсть. Потом я научила ее отбеливать зубы, красить хной ногти, сурьмить ресницы и брови, подрумянивать губы и щеки, как делать волосы пышнее и шелковистее, а грудь полнее и круглее. Вместе мы отправились на базар в лавку, которую я хорошо знала с прошлых времен. Там мы купили шелковые платья и шелковое белье, каких она никогда не видела и каких не касались ее руки.
Потом пришло время научить ее танцевать перед мужчиной и демонстрировать во всей красе тело, которым ее наградил Бог. Через две недели Кимья была готова покорить своего мужа.
В тот день я украшала Кимью для Шамса Тебризи так же, как пастух украшает жертвенную овечку. Первым делом Кимья приняла теплую ванну и смазала волосы маслом. Потом я помогла ей одеться так, как женщина одевается только для своего мужа, да и для него лишь пару раз за всю жизнь. Я выбрала вишневый чехол и розовое верхнее платье с золотыми гиацинтами, которое подчеркивало округлость ее грудей. В последнюю очередь мы наложили много, очень много краски на лицо. С ниткой жемчуга на лбу Кимья выглядела такой красивой, что я не могла отвести от нее глаз.
Когда мы закончили, Кимья больше не казалась неопытной робкой девчонкой, она была женщиной, сгорающей от переполнявших ее любви и страсти. Она стала женщиной, готовой сделать отчаянный шаг навстречу своему любимому и, если понадобится, дорого заплатить за это. Пока я оглядывала мою красавицу, мне на память пришли стихи об Иосифе и Зулейке из Кур’ана.
Подобно Кимье, Зулейка тоже была охвачена страстью к мужчине, который не отвечал ей взаимностью. Когда же в городе начали злословить насчет Зулейки, она пригласила всех на роскошный обед. Всем дала по ножу и сказала (Иосифу): «Выйди к ним». Когда они увидели его, то стали превозносить его до небес и в изумлении резали себе руки со словами: «Сохрани нас Господь! Он не может быть смертным! Он не мужчина, а благородный ангел».
Никому не пришло в голову осуждать Зулейку за ее любовь к Иосифу!
— Как я выгляжу? — с волнением спросила Кимья, прежде чем опустить на лицо покрывало и идти к себе домой.
— Великолепно, — ответила я. — Твой муж будет ласкать тебя не только сегодня, но еще и завтра придет к тебе.
Кимья зарумянилась, словно алая роза. Я же рассмеялась, и она почти тотчас присоединилась ко мне, согрев меня своим смехом, как солнечными лучами.
Я верила в то, что говорила, и не сомневалась в ее способности привлечь к себе Шамса, как цветок своим нектаром привлекает пчелу. И все же, когда наши взгляды встретились, я заметила в ее взгляде тень сомнения, и у меня появилось плохое предчувствие. Предчувствие беды.
Но я не остановила Кимью. Хотя надо было бы. Я же все видела. До смерти не прощу себе, что не остановила ее.
Декабрь 1247 года, Конья
Буйный, смелый, образованный Шамс много чего знает о любви. Но одного он точно не знает: ему незнакома боль отвергнутой любви.
В тот вечер, когда Роза пустыни нарядила меня, я была возбуждена и безрассудна. Даже не подозревала прежде, что могу быть такой. Легкий шелк, касавшийся моей кожи, аромат духов, вкус розовых лепестков на языке — все это нервировало меня и одновременно придавало небывалую смелость. Вернувшись домой, я в первую очередь оглядела себя в зеркале. Округлостей не прибавилось, грудь не увеличилась, но все же я показалась себе хорошенькой.
Подождав, когда все в доме заснут, я закуталась в большую шаль и на цыпочках отправилась в комнату Шамса.
— Кимья? Я не ждал тебя, — произнес он, открывая дверь.
— Мне было нужно увидеться с тобой. — С этими словами я переступила через порог, не дожидаясь приглашения. — Пожалуйста, закрой дверь.
Шамс, не скрывая удивления, подчинился моей просьбе.
Когда мы остались одни в его комнате, мне потребовалось время, чтобы собраться с духом. Я повернулась к нему спиной, глубоко вздохнула и потом, в одно мгновение, сбросила шаль и платье. Почти сразу я ощутила на своей спине тяжелый взгляд мужа. Холодное молчание воцарилось в комнате. Грудь у меня вздымалась, я была полна дурных предчувствий, но продолжала стоять перед Шамсом, голая и доступная, как гурии в раю.
В недобром безмолвии мы стояли и слушали, как воет и стонет ветер снаружи.
— Что ты затеяла? — холодно спросил Шамс.
У меня вдруг пропал голос, но я все же заставила себя произнести:
— Я хочу тебя.
Шамс сделал полукруг и остановился передо мной, заставив заглянуть ему в глаза. У меня подгибались колени, но я не сдалась. Наоборот, сделала шаг ему навстречу и прижалась к нему, едва заметно двигаясь и предлагая ему себя, как меня учила Роза пустыни. Я гладила его грудь и шептала ему нежные слова любви. Я упивалась его запахом, пока водила ладонями по его крепкой спине.
Шамс отпрянул, словно прикоснулся к раскаленной печи.
— Ты только думаешь, будто хочешь меня, что тебе нужен я, а на самом деле тебе надо потешить свое оскорбленное «я».
Я обвила руками его шею и крепко поцеловала его. Потом разжала его губы и принялась языком тереться о его язык, как говорила мне Роза пустыни: «Кимья, мужчины любят чувствовать язык своей жены. Все они это любят».
Едва мне показалось, что желание захватывает нас обоих, Шамс оторвался от меня.
— Кимья, ты разочаровала меня, — проговорил он. — А теперь, пожалуйста, покинь мою комнату.
Несмотря на эти обидные слова, лицо его оставалось непроницаемым. Ни гнева, ни даже намека на раздражение. И я не знаю, что причинило мне большую боль — смысл этих слов или отсутствие каких-либо чувств у него на лице.
Ознакомительная версия.
