— Я устала, — срывающимся голосом проговорила Женя. Ей казалось, она падает куда-то, с головокружительной высоты. Ничего не было под рукой, чтобы удержаться, спастись. — Я так устала. Не могу больше. Не хочу!
— Понимаю, — мягко произнес Столбовой. — Но вам ведь не наплевать на него? Не все равно, что с ним будет?
— Что с ним может быть? Везде люди живут, не пропадет. Ему никто не нужен.
— Ошибаетесь. Ему вы нужны. А раньше я был нужен. Только… только я этого не понимал. Слишком эгоистичным был, слишком толстокожим. Теперь ничего не исправишь. — Столбовой на секунду смолк, потом проговорил тише. — Знаете, принято считать, что у каждого есть ангел-хранитель. Тот, кто помогает в критический момент, оберегает от необдуманных поступков, незримо присутствует рядом.
— Да, знаю.
— Так вот, у него ангела-хранителя нет. Мы с Зиной в этом виноваты или я один — сейчас это уже не важно. Важно одно — не оставить его наедине с самим собой. Я не фаталист, но предчувствую, что может случиться всякое… Женя, пока мы говорим, поезд уже стоит на платформе.
— Как на платформе? — ахнула она.
— Так. Неужели вы думаете, что я стал бы звонить вам в шесть утра? Отправление в семь десять.
— Это же через сорок минут!
— А я о чем толкую? Нюта позвонила мне двадцать минут назад, как только Женька ушел. Раньше она не могла, он бы не дал.
— С какого вокзала? — отрывисто спросила Женя.
— С Казанского.
— Ладно. Все. — Она швырнула трубку. И тут же поняла, что не узнала ни номер поезда, ни вагон. Но времени на это уже не оставалось.
Женя рывком вскочила с дивана, и ее качнуло. Голова резко закружилась — сказывалось действие «седуксена». Она уцепилась за кресло, прикрыла глаза и так стояла несколько секунд, пока ощущение дурноты не исчезло. Затем стремительно стала одеваться. Забежала в ванную. Мельком глянула на себя в зеркало, ужаснулась тому, какая она бледная, и тут же забыла об этом. Ополоснула лицо, на ходу вытерлась полотенцем, наступила на хвост Ксенофонту, тот дико вскрикнул.
Дверь материной комнаты распахнулась.
— Ты куда? — Ольга Арнольдовна в одной ночной сорочке стояла на пороге и смотрела на Женю с испугом.
— Некогда, ма. Не сейчас. Потом. — Она принялась натягивать кроссовки.
Чертовы шнурки, вечно они путаются, и приходится быть Акопяном, чтобы привести их в нормальное состояние.
— Женя, я должна знать, — трясущимися губами проговорила мать. — У тебя ужасный вид. Ужасный. Ты молчишь все последнее время, я не лезу. Но… может тебе стоит обратиться к врачу?
— Все хорошо, ма. Ты только не волнуйся. Я никуда не денусь, скоро вернусь. — Женя сдернула с крючка джинсовку, взмахом головы откинула назад не расчесанные толком волосы.
Выбежала на площадку. Нажала кнопку лифта. Двери разъехались, она вошла в кабину. Из квартиры напротив появилась соседка, тощая, сердитая женщина неопределенного возраста.
— Женя, подождите меня!
Она надавила на первый этаж и успела увидеть на лице тетки гримасу возмущения. Лифт скрипнул и покатил вниз. Женя смотрела на часы: шесть сорок. У нее есть тридцать минут. Ровно тридцать и ни секундой больше.
Она выбежала на улицу и кинулась к шоссе. Прямо на нее неслась грязная, бежевая «Газель». Женя, не задумываясь, шагнула с обочины вперед. Автомобиль протяжно взвыл и затормозил. Из кабины высунулся разъяренный пожилой водитель.
— Пьяная, что ли?
— Отвезите меня на Казанский вокзал.
Мужик ошалело глянул на Женю.
— Еще чего! Лови себе такси. У меня разнарядка.
— Пожалуйста! — она намертво вцепилась в ручку двери и рвала ее на себя. Та не поддавалась.
— Отойди, мать твою! Сумасшедшая! — водила прибавил пару смачных ругательств.
— Я не отойду, — проговорила Женя очень спокойно. — Другую машину еще нужно остановить. У меня нет времени.
— Да ты кто такая? — он, наконец, глянул на нее внимательней, что-то его зацепило.
— Я Женя.
— Красивая ты, Женя. Только драли тебя, видать, мало в детстве. Запросто могла под колеса угодить. — Мужик почесал в затылке и махнул рукой. — Ладно, садись. — Он снял блокировку.
Женя залезла на высокое сидение. «Газель» рванула с места.
Она снова поглядела на часы. Шесть сорок пять.
— Скорее!
— Она еще торопить меня будет, — ухмыльнулся шофер. — Что за пожар? Опаздываешь куда?
— На поезд.
Он кивнул понимающе.
— Уезжаешь, стало быть. А почему без вещей?
— В камере хранения. — Она ляпнула, чтобы он отвязался. Говорить с ним было выше ее сил.
Машина неслась по пустым улицам. Минутная стрелка неумолимо ползла по циферблату. Шесть пятьдесят. Шесть пятьдесят пять. Семь ровно. Семь ноль три.
— Скорее же! — отчаянно повторила Женя и увидела вдалеке вокзальный шпиль.
Она лихорадочно пошарила в сумочке и вытащив оттуда пятисотку, протянула мужику.
— Ого! — обрадовался тот. — Ладно, подброшу тебя прямо ко входу.
«Газель» сделала крутой разворот и затормозила. Женя спрыгнула с подножки и понеслась к стеклянным дверям. Водитель посигналил ей вслед.
Первое, что бросилось ей в глаза, были большие круглые часы. Они показывали девять минут восьмого.
«У меня есть еще минута», — мелькнуло у нее в голове. Почему-то она была совершенно спокойна. Спокойна и уверена, что успеет. Нельзя не успеть. Просто невозможно. Женя столкнулась с каким-то толстым дядькой, тот больно отдавил ей ногу. Она тихо охнула и побежала дальше, вперед, туда, где висел указатель «Выход к поездам дальнего следования».
В нос ударил характерный запах вокзала — смесь пыли, дыма и колесной смазки. Взгляд выхватил табло с надписью: «Москва — Челябинск», второй путь». Поезд стоял, упираясь хвостом в тупик, до него оставалось метров двадцать.
«Все-таки, я сделала это, — подумала Женя, прибавляя шагу. — Сорок минут вся дорога. Это рекорд».
Она не знала, что станет говорить сейчас Женьке, она об этом не думала. Главное, что она успела. Успела!
Раздалось угрожающее, змеиное шипение. Вагоны вздрогнули. Женя машинально сделала рывок вперед, нога ее наступила на что-то скользкое. В следующее мгновение она растянулась на асфальте.
Она лежала и смотрела, как медленно отплывает хвост поезда. Медленно-медленно он отодвигался от нее вдаль, освобождая промежуток рельсов, который увеличивался с каждой секундой.
— Нет, не может быть, — проговорила Женя вслух.
Колеса отчетливо стучали. Она неловко поднялась на ноги. Ладони горели, джинсы на коленке продрались, сквозь прореху бурела ссадина.
Зря она вчера говорила: «Вот и все». Это надо сказать сегодня, сейчас. Вот и все. И нет больше у нее никакого суженого. Хотя это глупо: ведь суженый — это тот, кто дается судьбой. Если судьба распорядилась так — значит, вышла ошибка. Что-то Женя не учла в ту новогоднюю ночь. Что-то не учла, это факт.
