– Четвертого октября.
– Хорошо, один-ноль в твою пользу. Но я гораздо лучше помню чувства и ситуации, в которых они проявляются. Я помню каждый изгиб и впадинку на твоем теле. Я могу сказать, что и когда мы делали, что тебе нравилось больше, что меньше…
– Люд, у нас с тобой полная сексуальная совместимость, но дело не в этом, – мягко перебила его она. – На сексуальной основе нельзя построить семью. Здесь важнее другое. Мне совсем не нужен подарок на день рождения, мне больно, что ты вообще забыл о нем, тем более в такой трудный для меня год. Знаешь, что мы с Надин делали в этот наш день рождения? Мы просто обедали у нее дома вместе с детьми и благодарили Бога за то, что остались живы.
Люд стал взволнованно мерить шагами комнату. Что случилось с его красивой, чувственной, веселой и любимой девочкой? Дело в Надин. Всему виной она. Это Надин втянула Джоанну в свои дьявольские планы, сделала ее бесчувственной и печальной.
– Ты понимаешь, что это первый серьезный разговор, который мы с тобой ведем? – спросила Джоанна.
– Да. И насколько я понимаю, последний.
– Он получается совсем невеселым, правда? – усмехнулась Джоанна, но Люд не услышал издевки в ее тоне.
– Правда, – ответил он и вдруг поднял на Джоанну глаза.
Его гипнотический взгляд тронул ее сердце, и Джоанна снова ощутила на себе этот магнетизм.
– Когда мы уедем с тобой в Калифорнию, я глаз с тебя не спущу, любовь моя. Потому что стоит мне ненадолго уехать, как ты сходишь с ума. – Он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. – Прекрасная Джоанна, ты можешь наказать меня как угодно. Согласен, я много всего натворил и заслуживаю наказания, но не того, чтобы ты меня выбросила, как ненужную ветошь. Думаю, мы оба пожалеем, если так случится.
– Наверное, – тяжело вздохнула Джоанна. – Но я ничего не могу с собой поделать. Когда я нуждалась в тебе, ты был за три тысячи километров.
– Я же все объяснил тебе. – Улыбка стерлась с его лица. – Я стоял на голове с продажей фильма и одновременно удерживал Эда, чтобы он не наделал глупостей. Я не говорил тебе, но он собирался раскрутить рекламную кампанию на том, что вы с Надин вдвоем сыграли эту роль. Он уперся как баран, и я с трудом переубедил его.
Люд занял оборонительную позицию, и Джоанна терпеливо слушала его не перебивая. Он закончил и выжидающе посмотрел на нее. Джоанна молчала.
– Согласен, мне следовало приехать хотя бы на пару дней. Но от меня мало проку в больницах. Я нервничаю, у меня наступает упадок сил. Я как будто снова вижу, как умирает мой отец.
– Мне жаль, Люд. Я знаю, как неприятно чувствовать себя больным и разбитым. Но дело в том, что положение о «здоровье и болезни» есть в любом брачном соглашении. Если помнишь, теперь у меня только одна почка. Если случится несчастье, я могу оказаться точно в таком же положении, как Надин. С той лишь разницей, что мне не смогут пересадить почку от сестры. Я могу стать инвалидом на всю жизнь. Что ты станешь делать тогда?
– Спасибо, кузен Доминик, что выбрал время, чтобы позавтракать со мной. – Эбби игриво подняла бокал с вином, обращая тост к нему.
– Не стоит благодарности, – повторил он ее жест.
– Как тебе удается быть таким холодным и неприступным в такую жару?
– Англичанин, моя дорогая, остается самим собой в любую погоду, – улыбнулся он. – Единственное, что он может себе позволить, это скупое выражение неудовольствия по поводу сообщений синоптиков. Например: «Сегодня не по сезону тепло».
– В Нью-Йорке девяносто девять по Фаренгейту[3] в середине августа – обычное дело, – рассмеялась Эбби.
Ей нравилась ирония, с какой Доминик относился к самому себе.
– Если я правильно понимаю, твой отпуск закончился.
– Именно. Я работаю как проклятая, начиная со Дня труда. Уинни уехал, а его заместитель просто невыносим. Терпеть таких парней не могу! Он относится ко мне, как к мамочке или что-то в этом роде.
Доминик слушал Эбби внимательно в надежде, что она заговорит о Джоанне, которую он не видел и ничего не знал о ней с тех пор, как вернулся Люд. Доминик не мог набраться смелости и позвонить. К тому же Джоанна могла давно уехать в Калифорнию. Он несколько раз говорил с Надин, справляясь о ее здоровье и о Джоанне. Но Надин сдержанно отвечала, что все в порядке, и дальше этого не распространялась.
– Я надеялась, что ты как-нибудь пригласишь меня в свой Букингемский дворец на выходные, но, видимо, напрасно, – укорила его Эбби.
– Извини, Эбби. Я не предполагал, что тебя это может заинтересовать. Я живу там тихо, веду жизнь отшельника. Тридцать акров голой земли и никаких развлечений, кроме купания в журчащем ручье. Думаю, тебе там будет скучно. Впрочем, если ты пожелаешь любоваться заросшим прудом, кидать палку моей дурно воспитанной собаке и собирать поутру яйца в курятнике, выстроенном в стиле леди Чаттерли…
– Я согласна, если ты готов быть моим лесником Мэллорсом, – вызывающе улыбнулась Эбби.
– Эбби, мы не подходим друг другу, – смущенно отозвался Доминик. – Ты же сама это понимаешь. Что с тобой? Тебе грустно, что лето кончается, или очередной роман подошел к печальному концу?
– И то и другое. Я встретила потрясающего парня. Совсем мальчика.
Промычав что-то неопределенное, Доминик стал медленно намазывать маслом тост. Эбби вдруг заметила, что у него красивые руки.
– Он оказался лодырем, – продолжала она. – После двух свиданий я пригласила его покататься на яхте с друзьями, но он заныл и отказался. А через два дня я получила от него письмо, в котором он сообщал, что я, вероятно, слишком серьезно отношусь к нашей с ним связи. Как тебе это нравится? И что он не может встречаться только с одной женщиной, и прочая дребедень в том же духе.
– Эбби, если он не оценил тебя, как ты этого заслуживаешь, выбрось его из головы. – Доминик адресовал это замечание в том числе и самому себе.
– А кто не оценил тебя? – Эбби всегда отличалась проницательностью. – Та докторша? Или с ней давно покончено?
– Можно и так сказать. Впрочем, у нас ничего и не успело начаться.
– Похоже, у тебя с личной жизнью тоже не все ладится. Не пора ли тебе остановиться на чем-нибудь серьезном? Или Алексис отбила у тебя тягу к женщинам?
– Только к женщинам своего типа.
– Но ведь я вовсе не ее типа, не так ли? По-твоему, я слишком неразборчива?
– Ты не так эгоистична, как Алексис. А то, что ты не ведешь себя, как дочь викария, это твое частное дело. Я не люблю судить людей.
– Доминик, ты ведь действительно мне нравишься. Серьезно. Но ты никогда не давал мне шанса.
Доминик отложил вилку и посмотрел на Эбби с состраданием. Он считал ее доброй и милой, но слишком легкомысленной.
