С тех пор как доктор Муррей высказал свое беспокойство по поводу состояния здоровья Филипа, Чарли часто лежала ночами без сна, но не потому, что переживала из-за своей работы, как считал Филип — она прислушивалась к его дыханию. Сейчас она думала о том, что напряжение ужасных часов этой бесконечной ночи также не пройдет для него бесследно.
Еще Чарли вспомнила, как несколько дней тому назад она вернулась домой и застала свою малышку, розовую после ванны, сидящей на коленях у няни. Но вместо того, чтобы передать ребенка ей, Элен тогда сказала:
— Миранда, будь умницей, поздоровайся с мамой.
Ее собственному ребенку говорят, что нужно поздороваться с мамой! Эта фраза больно задела Чарли. Все эти разговоры о качестве проводимого с детьми времени — ерунда, подумала Чарли. Для Миранды важно его количество. И для нее самой тоже.
Протянув руку к телефону и стараясь говорить как можно тише, чтобы не услышал Филип, беседовавший в соседней комнате с Крисом Беннеттом, Чарли позвонила к себе в студию и сказала своему боссу, что хочет оставить работу.
— Я приняла решение, Джек, — твердо заявила она. — Нет. Ты не сможешь меня уговорить. Что могут изменить несколько недель?
Направляясь в кухню, чтобы приготовить себе кофе, Чарли вдруг остро ощутила страх перед неизвестностью. Она работала с тех самых пор, как закончила университет, и не представляла себе, что значит быть домохозяйкой.
С чашкой кофе она вернулась в спальню. Джек сказал, что сейчас она еще не оправилась от шока и поэтому ей не стоит поспешно принимать такие важные решения. Конечно, она радовалась своим успехам тележурналиста, но теперь приходилось выбирать. Да, им будет нелегко без ее заработка. Они с трудом смогут выплачивать алименты Ванессе. Ну и что из того? Деньги — не главное, после того что им пришлось пережить; все как-нибудь устроится, в конце концов большинство других людей имеют гораздо меньший доход. И, кроме того, когда произойдет слияние компаний, может быть, она сумеет уговорить Солтеров оставить ее в качестве консультанта.
Чарли мыла кофейную чашку, когда Филип подошел к ней сзади и обнял. Потом он повернул ее к себе и нежно поцеловал.
— Крис Беннетт ушел. Он все обсудит с премьер-министром и вернется. — Сейчас был неподходящий момент, чтобы сказать жене, что ему придется сделать официальное заявление и признать Ангуса своим внебрачным сыном. — Как ты себя чувствуешь, дорогая?
Чарли закусила нижнюю губу — привычка, оставшаяся у нее с детства, так она делала всегда, когда бывала расстроена — и призналась, что она оставила работу.
— Чарли, любовь моя, — нежно сказал Филип, — мы пережили самое тяжелое испытание в нашей жизни. Разве разумно принимать такое важное решение в таком нервном состоянии? — С некоторым недоверием относясь к тому, что у такой деятельной женщины всех дел будет — только забота о муже и ребенке, он тем не менее чувствовал, что это решение зрело в ней уже многие месяцы. Филип понял, что несчастье с Мирандой просто расставило все по своим местам.
— Я считаю, что пришло время открыть новую страницу в моей жизни, — сказала она, — и… ты же знаешь, что я хочу еще одного ребенка.
Он не стал разубеждать ее — сейчас в этом не было смысла. Она выглядела такой расстроенной, что он не выдержал и чмокнул ее в нос.
— Хорошо, но я уже был женат на домохозяйке. Мне это не понравилось.
— Ты — самовлюбленный, эгоистичный паразит. — Она поцеловала его и, вздохнув, добавила: — Но ты мой эгоистичный паразит.
Последовавший затем поцелуй был таким страстным, что Филип решился намекнуть:
— Как ты думаешь, сколько еще Миранда проспит? — И когда Чарли не ответила, добавил: — Или о развлечениях под пуховым одеялом не может быть и речи?
— Ну, хорошо, уговорил, сладкоречивый негодяй, — засмеялась Чарли и, взяв улыбающегося Филипа за руку, повела его в спальню.
Около одиннадцати часов ожидание Ванессы наконец закончилось — дежурный полицейский сообщил ей, что Ангуса освобождают.
Проведя полночи и большую часть утра на жесткой скамье, озябшая и измученная, Ванесса поинтересовалась, может ли она поговорить со своим сыном наедине, но Ангус попросил передать, что не желает с ней разговаривать.
Дежурный сержант, всю ночь просидевший в карауле, пожалел Ванессу. Он предложил проводить ее в коридор, где она может встретить сына, когда его будут освобождать из-под ареста.
Ангус вышел в коридор в сопровождении двух полицейских и, узнав ее, хотел пройти мимо, но Ванесса загородила ему дорогу.
— Ангус, я искренне сожалею о том, что случилось.
Он молча посмотрел на нее.
— Я вижу, что ты считаешь меня виноватой во всем, и я ничего не могу возразить. Я откровенно созналась и Локхартам, и полиции, что на мне полностью лежит вина за все, что случилось прошлой ночью. По крайней мере, дай мне возможность все объяснить. Не можем ли мы поговорить хотя бы несколько минут?
— Нет, не думаю, — коротко ответил он. — Мне нечего вам сказать. Я в вас не нуждаюсь.
Ванесса печально посмотрела на своего сына.
— Но я нуждаюсь в тебе, Ангус. Прошу тебя.
Смущенные полицейские отошли в сторону, чтобы дать им возможность поговорить.
Ангус колебался.
— Сейчас у меня, действительно, нет времени.
— Послушай, я очень сожалею, что обидела тебя. Я была не права, когда не сказала тебе то, что ты хотел узнать, но тогда я впервые встретилась с тобой и испугалась.
Он устало потер лоб рукой.
— Я не могу сейчас говорить об этом. Вы должны дать мне время все обдумать. Сейчас мне надо ехать на встречу к отцу.
Глаза Ванессы наполнились слезами; она с грустью смотрела вслед Ангусу, пока он не скрылся в конце коридора.
Ангус впервые почувствовал на себе, что значит быть сыном министра, когда его вывели из полицейского участка через запасный выход, чтобы избежать толпы ожидавших его фоторепортеров. Потом он опять оказался в патрульной машине, но на этот раз как пассажир, а не как подозреваемый.
Когда машина подъезжала к Челси-Мэншнс, Ангус пытался найти слова, которые он скажет, когда встретится лицом к лицу с родителями Миранды.
Когда Крис Беннетт вернулся в Пимлико, чтобы обсудить исключительно важную, на его взгляд, проблему. Филип сразу увидел, что перед ним предстал совершенно другой человек, суровый, невозмутимый и деловой, — совсем не такой, каким он был прошлой ночью — встревоженным и обеспокоенным.
— Я поговорил с премьер-министром, — сказал Крис.
Филип ощутил дрожь беспокойства.
