мне. Его взгляд бегает по сторонам.
— Э-э-э… Ну, я…
— И давно ты с ней знаком? — сузив глаза, пыхчу я.
— Алисочка, — Назар кладет ладони мне на плечи и проникновенно смотрит в глаза, — ты только не волнуйся…
Не волнуйся. Не волнуйся?! О, это худшее, что он мог сказать в этот момент.
Я чувствую тепло его рук. Чувствую, как дергается правое веко. Чувствую, как в груди формируется шар. Он наливается огнем, трескается… ты-дыщ!
— Ты совсем офигел? — рявкаю я, и на нас оборачиваются те самые врачи вместе с Натальей Игнатовной.
Мне становится стыдно, щеки тут же наливаются румянцем.
— Пошли, — понижает тон Назар, хватает меня за руку и ведет по коридорам к выходу.
Он находит свободную лавочку среди деревьев, неподалеку от входа. Ждет, пока я устроюсь, а сам присаживается на корточки напротив.
— Алиса, послушай, я действительно знаком с Натальей Игнатовной, но это не то, о чем ты подумала. Дай мне все рассказать.
— Откуда ты знаешь, что я подумала? Я вот подумала, что ты удивительный человек!
Меня аж потряхивает от эмоций. Господи, ну за что мне это все, а?
Назар оторопело на меня таращится, затем его губы трогает легкая улыбка, а я зверею еще больше, мотаю головой:
— И нет, это ни разу не комплимент! Я в шоке! Блин, ты десять минут назад просил снова тебе довериться, а сам что? Короче, пока что ты движешься ну очень быстро. Только в обратном направлении. Снова врешь за моей спиной. И что-то мне подсказывает, если я покопаюсь, нарою что-нибудь еще!
Назар снова отводит взгляд. На секунду, но большего мне и не нужно.
— Ты серьезно? Что еще? Это какой-то трындец!
Я скрещиваю руки на груди и фырчу:
— Не знаю, как мы будем общаться с тобой. Ты снова и снова убедительно показываешь, что это плохая идея! Как будто нарочно проверяешь, насколько меня хватит. А ни на сколько. Все, довольно!
Грудь вздымается — так тяжело я дышу. Умолкаю, сосредотачиваюсь на дыхании, и меня попускает. Запал гнева вылился наружу, и теперь я словно сдувшийся шарик. Уставший сдувшийся шарик.
— И давно ты ее знаешь? — кошусь на Назара я.
— Да, — кивает тот. — Я вышел на нее давным-давно, практически сразу после нашего с тобой разговора у магазина. Точнее, это сделал отец по моей просьбе, когда я лежал, прикованный к больничной койке.
Мои брови ползут вверх, а он встает с корточек и садится рядом на лавочку.
— Ты права, это плохая идея — продолжать тебе врать. Не так и не тут я хотел обо всем рассказать…
Мое сердце пропускает удар, а потом начинает стучать сильнее. Обо всем — это о чем? Есть еще что-то, кроме того, что он знает моего врача?
— Наталью Игнатовну не вини, она отличный доктор и хороший человек. Я лишь попросил ее связаться со мной, если что-то пойдет не так.
Я пялюсь на Назара, переваривая то, что он говорит. Как в воду глядел, ведь пошло не так — мне понадобились дорогущие лекарства.
— О! — Я прикрываю рот ладонью, когда до меня доходит, откуда они взялись на самом деле. — Это… был ты?! Не было никакого фонда?
— Почему же? — вскидывает бровь Назар. — Был и есть. Так как Наталья Игнатовна отказывалась давать мне данные о тебе, кроме пары фраз об общем состоянии, я пошел другим путем. Нашел фонд, предложил создать и спонсировать эту программу, и лекарства ты получала уже через него. Ты и еще пара десятков девушек, которым действительно некому помочь. Ну, а я получал информацию о том, как ты, как растет наш сын.
Я замираю.
— Назар, я… — начинаю говорить, а в горле застревает ком.
Внутри такая мешанина, что я даже не знаю, за что ухватиться.
Я-то думала, ему плевать на ребенка. Считала, он поверил мне, когда я соврала, что малыш не его, и точка на этом. Оказывается, все не так с самого начала. Он поддерживал, пусть и незримо.
Беспокоился о том, как я себя чувствую, как развивается малыш.
Еще и другим девушками помог. И хотя всего несколько минут назад ругала его на чем свет стоит, сейчас еле слышно шепчу:
— Спасибо.
Жаль, это никак не отменяет всего остального, что он натворил, что не дает мне покоя, мешает спать по ночам, отзывается в груди тянущей болью.
Господи, ну почему все так сложно?
— Ты не подумай, что я тебе не благодарна, — смотрю на него со слезами на глазах и окидываю рукой пространство вокруг себя, — за все.
Потом машу на больницу:
— И за это. Я благодарна! И за ремонт у соседки тоже. И да, только дура откажется рожать в таком месте, если предлагают.
— Но? Всегда есть но, да? — печально усмехается Назар.
— Да. Пусть ты прикрывался благими намерениями, ты делал это все за моей спиной. Какая там откровенность, какое там доверие? Их у нас нет. И не было. А без них далеко не уедешь. Да что там, вообще никуда не уедешь. И я вовсе не про отношения сейчас.
— А про что?
— Про обычное общение. Я не хочу каждый раз, когда ты будешь приходить к сыну, бояться сказать что-то лишнее, что ты мог бы использовать за моей спиной.
— Я тебе не наврежу, — упрямо возражает Назар, хмурится.
— Я не об этом, — морщусь. — Ты не понимаешь?
Точно, не понимает. Вон как задумчиво потирает лоб пальцами.
— Ты предал меня, врал, совершал всякое за моей спиной. И пусть сейчас минус сменился на плюс, ты продолжаешь делать то же самое! Врать и творить всякое за моей спиной! Ты не со мной обсуждаешь и не для меня это делаешь, а для себя! Чтобы в своих глазах выглядеть лучше, оправдаться как-то. Пытаешься причинить мне добро, понимаешь?
— Но тебе ведь нужна помощь, не надо отрицать, — хмурится Назар.
— Нужна. Но иногда, прикинь, я могу
