Я посылаю Дарси сообщение на мобильник, который, должно быть, выключен, пока она сидит в кино. Пишу, что слишком устала, чтобы идти с ними ужинать. Даже встать не могу. На самом деле мне очень хочется есть. Звоню и заказываю гамбургер с сыром чеддер и жареную картошку. Естественно, к концу мая я не похудею на пять фунтов! В ожидании заказа вспоминаю, как много-много лет назад мы с Дарси листали телефонную книгу, мечтали о будущем и гадали, что будет с нами в тридцать лет.
И вот я сижу — без мужа, которого себе воображала, без няни, без двоих детей. Вместо всего этого мой юбилей омрачен скандалом. Ну ладно. Нет никаких причин заниматься самобичеванием. Я снова звоню и заказываю гигантский шоколадный коктейль в придачу. Вижу, как девушка на скамье присяжных мне подмигивает. Она тоже думает, что коктейль — это великолепная идея. В конце концов, неужели мимолетная слабость на дне рождения непростительна?
Когда на следующее утро я просыпаюсь, образ развязной девицы, посасывающей молочные коктейли, уступает место кающейся грешнице. Вспоминаю о тридцати годах послушания. Больше не могу думать о том, что было. Я страшно виновата перед подругой: порваны сестринские узы. Оправдания этому нет.
И потому — план Б: представим, что ничего не случилось. Мой проступок так тяжел, что мне не остается ничего, как только поскорее все забыть. Жить как всегда. Начинается еще один обыкновенный понедельник. Я готова с этим смириться.
Принимаю душ, сушу волосы, надеваю свой любимый черный костюм и туфли на низком каблуке, еду на метро до Гранд-Сентрал, заказываю кофе, беру с журнальной стойки «Нью-Йорк тайме», поднимаюсь на эскалаторе, а потом на лифте в свой офис. Каждый шаг все больше отдаляет меня от Декса и от Того, Что Случилось.
Я прихожу в офис в двадцать минут девятого, по понятиям сотрудников юридической конторы — довольно рано. В коридоре тихо. Даже секретарши еще нет. Просматриваю колонки новостей и потягиваю кофе, как вдруг замечаю, что на моем телефоне поблескивает красный огонек,
одно неотвеченное сообщение — обычно это означает, что работы сегодня будет больше обычного. Какой-нибудь идиот, должно быть, позвонил в выходные, когда мне было не до того, чтобы проверять входящие. Мой заработок всецело зависит от Лэса— это самая важная шишка и самый большой придурок на все шесть этажей нашего офиса. Ввожу пароль и жду.
— Одно неотвеченное сообщение от внешнего абонента. Принято в семь часов двадцать минут, — слышу я. Ненавижу этот автоматический женский голос. Он постоянно сообщает мне самые плохие новости неизменно бодрым тоном. Нужно выпустить специальную запись для юридических контор с заунывным голосом на фоне мрачной музыки: «О-хо-хо, у вас четыре неотвеченных сообщения!»
Ну, что на этот раз? Нажимаю клавишу прослушивания записи.
— Привет, Рейчел. Это я, Декс. Хотел позвонить тебе вчера, чтобы поговорить о том, что случилось в воскресенье, но не смог. Думаю, нам стоит это обсудить. Перезвони, когда сможешь. Я буду на работе весь день.
Сердце у меня замирает. Почему бы ему не воспользоваться старой доброй тактикой «бегства от проблемы»: забыть и никогда больше об этом не заговаривать? Таков был мой план. Неудивительно, что я терпеть не могу свою работу. Я — человек, который ненавидит споры. Беру ручку и нервно постукиваю по столу. Так и слышу мамин голос, убеждающий меня не волноваться. Кладу ручку и смотрю на телефон. Женский голос спрашивает, что сделать с этим сообщением: прослушать еще раз, сохранить или удалить?
О чем он хочет со мной поговорить? Что здесь можно сказать? Слушаю опять, надеясь, что под звуки его голоса ответ придет ко мне сам. Не приходит. Прокручиваю еще и еще, пока голос не начинает звучать неразборчиво. Так сливаются слова, теряя свой первоначальный смысл, когда произносишь их много раз подряд. Это была моя люби- & мая игра. Каша, каша, каша. Я повторяла и повторяла, пока мне не начинало казаться, что та желтая субстанция, которую я обычно ела на завтрак, называется теперь совершенно иначе.
Напоследок слушаю Декса еще раз и стираю сообщение. Определенно голос у него не такой, как всегда. Это важно, потому что и сам он в некотором роде стал другим. Мы оба стали другими. Потому что даже если я попытаюсь забыть о том, что случилось, даже если Декс выбросит это из головы после короткого и неловкого телефонного разговора, мы навсегда останемся в памяти друг друга — в том списке, который есть у каждого человека, будь это секретный дневник или отдаленные глубины сознания. Список короткий или длинный. Выстроенный в порядке поступления или по степени важности. С полным именем, дружеским прозвищем или просто характерной деталью. Так обычно запоминает Дарси: «Дельта Сигг, у которой потрясающая задница».
Декс оставил о себе добрую память. Не желая того, я вдруг снова вспоминаю о том, что было между нами. В те минуты он был просто Дексом, отдельно от Дарси. Таким ему уже давно не приходилось быть. С того самого дня, как я их познакомила.
Я встретила Декса, когда училась на юридическом отделении в Нью-Йоркском университете. В отличие от других студентов, которые пришли туда сразу после колледжа, потому что не смогли придумать ничего лучшего, Декс Тэлер был взрослым и опытным. Он работал аналитиком в фирме «Голдман Сакс», где я летом была на практике (моя работа заключалась в том, что я разбирала документы и отвечала на звонки). Декс был серьезный, спокойный и такой красивый, что трудно было его не заметить. Уверена, что в университете он играл ту же роль, что в школе — Блэйн Коннор и Дуг Джексон, вместе взятые. Разумеется, мы были уже отдаленно знакомы после первой недели занятий; девочки сплетничали о его семейном положении, отмечая, что кольца у него на безымянном пальце нет, но вместе с тем для холостяка он слишком ухожен и хорошо одет.
Но я сразу же выкинула его из головы, убедив себя, что его внешний блеск просто утомителен. Это был ловкий ход, потому что я знала: Декс — не моего поля ягода. Ненавижу это выражение, как и «по одежке встречают», но действительно трудно отрицать, что люди обычно общаются с теми, кто на них похож, а если нет — то это очень странно. Помимо того, я еще не зарабатывала тридцать тысяч в год, чтобы позволить себе отвлекаться на поиски парня.
При таком раскладе, весьма вероятно, за три года я бы с ним ни разу и не заговорила, но однажды мы вместе оказались на семинаре, который вел ехидный профессор Зигман. Хотя многие профессора в Нью-Йоркском университете придерживались метода сократической беседы, но только Зигман пользовался им для того, чтобы мучить и унижать студентов. Декса и меня объединила ненависть к этому мерзкому человеку. Я просто необъяснимо боялась Зигмана, в то время как чувства Декса были ближе к отвращению. «Вот задница, — обычно ворчал он после занятий, которые чаще всего заканчивались тем, что Зигман доводил очередного студента до слез. — Хотел бы стереть ухмылочку с этой самодовольной рожи».
