– Я не говорю, что всё. Просто СМИ неверно истолковывают факты, чтобы раздуть историю.
– Так ты не падал из джакузи в окружении полуголых женщин и не ломал тазовую кость? – Я молчу, и она снова смеётся. – Что и требовалось доказать.
– Я неуклюжий, – протестую я. – Разве это причина, чтобы преследовать меня?
– Я не осуждаю тебя. Ты тот, кто ты есть. Ты не должен помогать, даже если у тебя больше денег, чем здравого смысла. Я про ту вечеринку в ночь перед большим финалом. Просто я не могу изменить тот факт, что я мать одиночка, которая работает полный рабочий день, учится и присматривает за больным семилетним ребенком.
– Вау, – бормочу я. – Это заставляет меня чувствовать себя плохо. Что с ним случилось? – спрашиваю я. – Он написал в письме, что болен, но не написал чем.
– Муковисцидоз, – отвечает она тихо. – Знаешь, что это такое?
– Я знаю, что это что-то в лёгких, – я так же знаю, что требуется пересадка, и часто это заканчивается смертью, но молчу об этом.
– Лёгкие производят слишком много слизи, что затрудняет дыхание. Вот почему он написал тебе письмо. Он хотел бы играть в теннис, играть с друзьями в футбол, но не может. Он сердится, когда видит, как люди растрачивают свою жизнь.
Я чувствую себя на два дюйма выше.
– Ох, мне очень жаль, – бормочу я.
– Не стоит, – отвечает она. – Это же не твоя проблема.
– Я сожалею, если вел себя грубо, – говорю я и именно это имею в виду. – Я провел последнюю неделю лежа, абсолютно ничего не делая, думая о письме, которое написал мне ваш сын. Я действительно хочу поговорить с ним. Я хочу, чтобы он узнал, что я не только мелкий эгоистичный бабник, а ещё немного хороший парень.
Она смеётся и испускает стон.
Я могу представить, как она сидит там и качает головой.
– Райдер, когда вы в последний раз делали что-то для других?
– Что? – спрашиваю я. Что это может значить? Я жил один, и большую часть жизни проводил в дороге. В моем мире всё для меня.
– Ответь, – призывает она меня. – Могу поспорить, что ты даже не помнишь. Я права?
– Когда ты делала то же самое? – парирую я. – Только для себя? Спорю, что ты даже не помнишь, – имитирую я её голос.
– У меня больной маленький мальчик, – смеётся она в неверии. – Это вряд ли то же самое.
– Почему нет? Разве ты не учишь его делать всё для себя? – спорю я.
– Ты не знаешь меня, – она отбивает меня. – Может быть, я в жизни проститутка и наркоманка?
– Правда?
– Конечно, нет.
– Итак, ответь мне. Когда ты в последний раз жила для себя?
Она не отвечает, и я с усмешкой думаю, что я её сделал.
– Слушай, умник, вот, что я тебе скажу. Если в течение трёх следующих дней ты сделаешь что-то для других, я имею в виду бескорыстное деяние, я разрешу тебе поговорить с моим сыном, – говорит она.
Что? Какого черта я могу сделать лежа на заднице? Я едва могу делать что-то для себя сейчас.
– Отлично, но ты сделаешь кое-что для меня.
– Нет, – протестует она. – Ты не можешь предлагать мне что-то на моё предложение.
– Я могу делать, что захочу. Я Райдер Стивенс, – говорю я самодовольно. – В следующие три дня ты сделаешь одну вещь для себя. Я бы сказал три, но не хочу, что бы ты обанкротилась.
– О Боже, ты бесподобен, – она смеётся.
– Да, этого у меня не отнять.
– Хорошо. Не сомневаюсь. Теперь мне нужно пойти и забрать Джейка из школы.
– Подожди, – кричу я, прежде чем она положит трубку. – Так ты скажешь, как тебя зовут?
Она смеётся.
– Скарлетт, меня зовут Скарлетт.
Семь дней.
У меня это самое продолжительное время без секса за последние восемь гребаных лет. Ну и, конечно же, болезнь всё ещё ухудшает. Я могу справиться с болью, скукой, но без сексуального контакта? Это слишком.
Субботнее утро и первый раз, когда я остался один, с тех пор как нахожусь здесь. Мои родственники решили пойти на экскурсию, пока они в Париже. Я жду до тех пор, пока не убеждаюсь, что они ушли, и сбрасываю простынь. Спускаю боксёры и обхватываю рукой член, пальцы скользят вверх вниз по стволу. Я двигаюсь в темпе улитки, потому что не могу по-другому, боль разрушает удовольствие.
Через несколько минут становится понятно, что ничего не выйдет. Я чертовски твердый, но боль не даёт получить разрядку, мне нужно подрочить.
– Чёрт, – шиплю, сдаваясь. Я разочарован. Теперь я ещё больше не удовлетворен, чем раньше.
Чертовски здорово!
Обычно находились люди, которых я приглашал, чтобы помочь мне с «такой» проблемой, но сейчас я застрял в квартире вместе со своими родителями и сестрой, посреди чужой страны. Совсем не рецепт обольщения. Я шарю по тумбочке в поисках телефона и набираю номер Джоша.
– Мен, – он отвечает на втором гудке. – Как дела? Ты в порядке?
– Нет, – бормочу я. – Я схожу с ума здесь.
– Да, извини Райдер. Я должен был навестить тебя, перед тем как улететь, но эти тренировки и всё остальное…
– Это не то, что я имел в виду. Я реально схожу с ума. Ты знаешь, сколько у меня не было с тех пор как… ты знаешь?
– Ты серьёзно? – Он смеётся.
– Мне нужна твоя помощь. У меня сегодня есть время для себя, но я даже подрочить не могу. Мне больно и плохо, – я стону. Это вероятно самый мерзкий разговор, который был у меня с Джошем.
– Чувак, я не обслуживаю «СВОИХ».
– Я не имею в виду тебя! – шиплю я. – Мне нужно, что бы ты прислал кого-то. Кого-то, кто поможет мне решить проблему. Давай, чувак, мне это сильно нужно.
– Спасибо Господи! Я уж подумал, что ты просишь меня…
– Джош!
– Хорошо, извини, мне очень жаль. Шарлотта знает девочку, которая специализируется на массаже. Я уверен, что она позаботиться о тебе, если ты понимаешь, о чём я! – Он издает смешок.
– Джош, – стону я. – Я знаю, что ты имеешь в виду. Почему ты думаешь, я звоню? Как её зовут? Я скажу её имя на ресепшене, чтобы её впустили, когда она придет.
– Ева Пьерсерре.
– Ок. Спасибо чувак. Я у тебя в долгу!
– Здравствуйте? Мисье Райдер?
– Ух, я здесь! – кричу я, расправляя простыню. Красивая брюнетка просунула голову в открытую дверь. Она улыбается и входит в комнату.
Святое дерьмо, она горяча!
Она одета в короткую чёрную юбку и шёлковую кремовую рубашку, которая отлично гармонирует с её сандалиями. Её кожа выглядит бледной на фоне полных красных губ. Она застенчиво улыбается мне и опускает взгляд в пол.
– Спасибо, что пришли, – говорю я неловко. Я не знаю, что делать или говорить дальше. Я платил за секс и раньше, но тогда я не был обездвижен. Всё это кажется мне странными и стыдными. Мне нравится держать всё под контролем, но сейчас это невозможно.
