Эбигейл чувствовала, что ее снова предали. Однако все измены Тома, ее бывшего мужа, не шли ни в какое сравнение с ударом, нанесенным ей Кеном. Эбигейл тихо застонала от невыносимой душевной боли и тут же почувствовала во рту привкус горечи. Тошнота подкатила к горлу. Эбигейл в ужасе, что ее сейчас вырвет прямо на глазах мачехи и брата, зажала рот рукой и, вскочив с постели, бросилась в ванную.
Ей хотелось плакать от злости на свою наивность и доверчивость. Попадись ей сейчас Кен, она наверняка убила бы его.
Через четверть часа, когда Эбигейл вышла из ванной, Майкла в комнате уже не было, а Сьюзан, которая, по-видимому, немного пришла в себя, выбрасывала из шкафа вещи падчерицы, старательно и методично освобождая полку за полкой.
Голова Эбигейл раскалывалась от страшной боли, кровь гулко стучала в висках, колени подкашивались от слабости. Она молила Бога только об одном: чтобы все оставили ее в покое.
— Собирайся, и через час чтобы духу твоего здесь не было, — сухо сказала Сьюзан и поджала губы.
— Прекрасно, — заявила Эбигейл, гордо вскинув подбородок. Она всеми силами старалась скрыть свое подавленное настроение. — У меня нет ни малейшего желания оставаться здесь. И тем не менее я уйду не раньше, чем получу свои деньги за последние два месяца.
— Э нет, ничего ты не получишь! Твой отец возложил на меня ответственность за порядок в доме, члены нашей семьи должны соблюдать элементарные правила приличия, принятые в хорошем обществе.
— В таком случае, Сьюзан, должна тебя огорчить, но ты сама нарушаешь их, устраивая безобразные сцены.
— Как ты можешь упрекать меня, ты, обесчестившая нашу семью?! Запятнавшая наше… мое имя! — Сьюзан задыхалась от возмущения. — Я не дам тебе ни цента, заруби себе это на носу!
— Эти деньги оставил мне отец и…
— …И он поручил мне решать, выполняешь ли ты те условия, при которых имеешь право на них! — Потеряв самообладание, Сьюзан вновь перешла на крик. — Я требую, чтобы ты убралась из моего дома! Немедленно!
— С каких это пор тебя начала подводить память? — с издевкой спросила Эбигейл. — Не пойму, почему ты называешь этот дом своим? Скорее это мой дом…
— Ну уж нет! Родовое гнездо Ричардсонов никогда не будет принадлежать шлюхе, связавшейся с настоящим бандитом!
Как ни злилась Эбигейл на Кена за его длинный язык, она не могла позволить, чтобы последнее слово оставалось за мачехой, и вынуждена была защищать отца своего ребенка.
— Возможно, в юности Кен Уоррен и был не в ладах с законом, однако теперь он честно зарабатывает себе на хлеб. Во всяком случае, его никак не назовешь бандитом.
Кровь отхлынула от лица Сьюзан.
— О Боже! — прошептала она. — Ты еще его защищаешь… Неужели у тебя нет ни стыда, ни совести?
— А у тебя, Сьюзан? — вопросом на вопрос ответила Эбигейл, стараясь сохранять спокойствие. — Ведь по твоей милости я уже два месяца не получаю денег. Такое положение меня совершенно не устраивает. Поэтому я не покину дом, пока ты не выпишешь мне чек на известную тебе сумму. Думаю, в твоих интересах сделать это как можно быстрее.
Собрав в кулак последние силы, Эбигейл твердым шагом направилась к двери и распахнула ее.
— Прошу прощения, Сьюзан, мне нужно уложить вещи, а тебе созвониться с адвокатами.
Сьюзан пулей вылетела из комнаты, призывая проклятия на голову падчерицы. Закрыв за ней дверь, Эбигейл почувствовала, что силы покинули ее. Опустившись на пол посреди комнаты, она разрыдалась.
Неделю спустя, сидя в своей роскошно обставленной квартире в Ванкувере, Эбигейл беззвучно глотала слезы, неудержимо катившиеся по ее щекам. Она не видела выхода из создавшейся ситуации и ругала себя за глупость и недальновидность.
Возвращаясь из Ричвилла, она верила, что теперь все наладится, что начался новый, светлый, период в ее жизни. Ее переполняла гордость: ей удалось заставить Сьюзан выписать чек. Недалек тот день, когда она вступит в права наследства, оставленного отцом, и завладеет домом в Ричвилле.
Однако Эбигейл просчиталась, недооценив коварство Сьюзан. Мачеха оставила ее без средств к существованию, опротестовав свой чек, а адвокаты семьи встали на ее сторону. Эти подхалимы полностью согласились с заявлением Сьюзан о том, что Эбигейл, забеременев вне брака, тем самым нарушила основной пункт завещания Кристофера Ричардсона, гласивший: «Если поведение одного из моих детей будет носить, по мнению моей супруги, скандальный характер или каким-либо иным образом пятнать доброе имя семьи, выплата ежемесячного содержания из наследуемой ими суммы, находящейся под опекой до достижения детьми тридцатилетнего возраста, может быть приостановлена на срок, установленный моей супругой, но не выходящий за рамки срока, определенного мною для вступления моими детьми в права наследства».
Эбигейл всхлипнула. Ей, наследнице огромного состояния, не на что было купить даже хлеба, нечем оплатить даже счет за электричество, не говоря уже о внесении очередного платежа за машину, купленную в кредит. К тому же Эбигейл еще не рассчиталась за частную медицинскую страховку, и это больше всего беспокоило ее. Эбигейл страшила сама мысль, что ее ребенок родится в обычной городской клинике; она хотела получить высококвалифицированную медицинскую помощь, а это стоило больших денег. К тому же врач, лечивший ее на протяжении многих лет, знал, чем она болела в детстве и в юности, а главное, понимал, насколько важна для Эбигейл беременность. Именно он сказал своей пациентке, что это, пожалуй, ее единственный шанс стать матерью. Возможно, доктор, если его попросить, не откажет ей и в дальнейшем от консультаций, за которые она сможет ему заплатить лишь через два года.
За последние дни Эбигейл обошла все биржи труда Ванкувера, ее вызывали на бесчисленные собеседования, но все ее попытки найти работу оказались безрезультатными. У нее не было ни профессии, ни стажа работы в какой-либо области. И сегодня, набравшись мужества, она отправилась в учреждение социальной защиты.
Большего унижения Эбигейл в жизни не испытывай. К сожалению, ей и в голову не пришло, что надо одеться поскромнее. Эбигейл в дорогом модном костюме конечно же сразу обращала на себя внимание и подозрительные взгляды в коридорах, заполненных бедно одетыми людьми с осунувшимися лицами. Будь у нее хотя бы малейшая возможность раздобыть средства к существованию каким-либо другим способом, она тотчас убежала бы из этого учреждения. Эбигейл сгорала от стыда, видя, с какой насмешкой чиновники социального ведомства разглядывают ее с головы до ног.
