— Какая же ты глупенькая, он просто великолепен… И действительно, «IL»… А ты знаешь, что по-французски «IL» — значит «ОН»?
— Ой! Я об этом не подумала.
Может, это и был тот знак, которого я ждала.
Дарит свежесть даже в самые жаркие дни, когда июньское солнце согревает кожу и обжигает щеки. Сильный, но сдержанный. Проявляет свою индивидуальность с осторожностью. Естественная смесь нежности и очарования. Создан для того, чтобы им медленно наслаждались. Не подходит для ежедневного потребления, потому что незабываемые впечатления от общения с ним и сладкие воспоминания о нем усиливаются лишь длительным ожиданием. Превратить его в нечто привычное было бы преступлением. Он может просто исчезнуть.
Желательно употреблять в сочетании с «Чинкве Teppe Шьяккетра».
Теперь я понимаю, что Дзиккарди безумно похожа на Марию Каллас. Те же большие руки, высокий рост, царственный вид. Крепкая, худая, но не тщедушная, с гордым взглядом и всегда прямой спиной. Она всем внушала робость и не переносила слабостей. Уж не знаю почему. Виной тому ее упертость или просто глупость, но она никогда ни в чем не сомневалась. Она преподавала итальянскую литературу в классическом лицее, проверяла домашние задания, как гестаповец на допросе, и читала Данте по памяти с таким волнением и в таком экстазе, что сразу становилось понятно: под строгой внешностью старой девы бьется сердце никому неизвестных мрачных страстей. «Любовь, любить велящая любимым»[9], а потом добавляла: «Ах, если бы это было правдой…» — поднимая взгляд к потолку и провоцируя целую серию острот со стороны моих товарищей. Глядя на нее, даже представить себе невозможно, что две недели назад она, эта убежденная девственница, стала моим брачным консультантом.
— Ты должна его бросить! Ты же больше не любишь своего мужа, ты любишь другого. Нельзя усидеть одновременно на двух стульях! Ты должна от него уйти!
И я это сделала. Я побросала в сумку уйму ненужных вещей и уже закрывала за собой дверь, совершенно не зная, куда мне теперь податься, когда увидела Арианну. Она-то и предложила мне пожить в ее летнем доме весь июль.
— Поезжай на Эльбу. Мы с Руди в этом году решили прокатиться на мотоциклах по Греции.
И вот я здесь.
Взволнованная, потерянная, нерешительная. Нет больше точек отсчета, я знаю только, кем я была, но не знаю, кто я есть, и уж тем более не могу вообразить, кем стану.
Единственное, что я точно знаю, — это то, что влюблена в него.
Он мой преподаватель в аспирантуре (наверное, именно это совпадение привело Дзиккарди в телячий восторг). Очаровательный, дурашливый, соблазнительный. Разрывается между постоянными любовницами, случайными связями и женой, которая может попасть в Книгу рекордов Гиннесса за великую способность противостоять нашествию вражеского нижнего белья на супружеское ложе.
Когда появилась я, нас стало четверо: он, она, еще одна и ваша покорная слуга. Для меня это была «внезапная страсть», для него — рядовое событие.
Я старалась попадаться ему на глаза, он начал обращать на меня внимание, мы начали встречаться. Непередаваемое ощущение: первый поцелуй в вагоне поезда Милан — Болонья, от Центрального вокзала до Лоди (где мне выходить), а потом мы уже занимались любовью где только можно.
«Нельзя усидеть на двух стульях!» Ну не знаю… В любом случае, я здесь, на острове, одна, пока он с женой в круизе (это все равно что набирать баллы: определенное количество любовниц дает жене право на приз). Мне его не хватает, конечно, но не все время, и уж тем более я по нему не тоскую!
Мне двадцать шесть лет, но чувствую я себя на шестнадцать, я счастлива и свободна, весь мир у моих ног.
Квартира Арианны находится в старом доме на высоком мысе, окна выходят на запад. Солнце садится прямо в море (вот что я люблю больше всего на свете), и ясными вечерами видны огни Корсики. По тропинке, бегущей вдоль берега и поросшей по краям большими кустами ежевики, можно добраться до деревушки; там, по обе стороны причала для туристов, тянутся две длинные гряды ровных и гладких камней, на которых я готова проваляться весь день. Я думала, что никого тут не знаю, и мне это даже нравилось, но вчера утром ко мне подошла одна синьора.
— Я Нучча, подруга твоей мамы, помнишь меня?
— Ну да, конечно! Извините, я и не знала, что вы тоже проводите отпуск на Эльбе…
— Какое приятное совпадение! А твой муж?
— Его здесь нет, он…
— Конечно, конечно, работа прежде всего. Кстати, если хочешь, можешь как-нибудь покататься с нами на яхте. Что скажешь? Такая хорошая погода должна продержаться весь месяц!
— Почему бы и нет? С удовольствием.
— Завтра в десять утра у моего лежака. Договорились?
— Отлично.
Трудно представить себе что-нибудь более унылое, чем прогулка по морю на «утюге» с пятидесятилетним мужиком при деньгах, вечно окруженном друзьями-миланцами «пузо-не-помеха-молодиться», женами «крашеные-лохмы-грозди-драгоценностей», детьми «три-месяца-каникул-на-море-какая-скука».
Я стою рядом с причалом, выгляжу как рыбак, только что вернувшийся на берег после ночной ловли в открытом море, а не как будущая гостья Казановы: джинсовые шорты с дырками и в пятнах (от старости, а не по гениальной задумке какого-нибудь японского стилиста) и белая майка моего бывшего мужа (непонятно, каким образом она оказалась в моем чемодане: майка, не имеющая ничего общего с Дольче & Габбаной, вдохновленной врожденной элегантностью каменщиков Бергамо). Как обычно, я не соответствую тем, кто меня окружает: я не одна из них. Все то же чувство неудобства, которое я испытывала тысячи раз, сопровождаемое безнадежной попыткой приспособиться к окружающим. Для парней я всегда была «слишком» толстой, для мамы «слишком» живой, для отца просто «слишком», для бывшего «слишком» независимой, «слишком» великолепной, в общем — «слишком слишком».
А вон и они!!! Стайкой надвигаются барби: гарцуют на высоченных каблуках, все в масле, хоть сейчас на сковородку, все как на подбор: «купальник-парео-тюрбан-на-голове-солнечные-очки»… Гуччи, Диор, Кавалли.
Я этого не вынесу!
Они даже не здороваются (наверное, приняли меня за прислугу), сразу начинают навьючивать на меня термосы, ящики с вином, колбасы и тонны хлеба. Чувствую себя Оливером Твистом в порте Плимут. — Приве-е-е-ет… — Дружное блеяние отвлекает меня от суицидальных мыслей.
Вдруг все образцы пластической хирургии одновременно поворачиваются и бегут (если можно это так назвать) поздороваться с кем-то. Как им удается добиться таких мраморных задниц? Когда я бегу, моя пятая точка болтается как желе!
