После завтрака я начала выносить подготовленные на продажу изделия и товары, а бабушка тем временем закончила приготовление roux. Это едва ли не самое первое блюдо, с которого молодая кайенская девушка начинает учиться готовить. Roux – это просто мука, которая поджаривается в растительном масле или животном жире до коричневого цвета ореха, но нельзя позволить ей пережариться до черноты. После этого в соус добавляются дары моря или куры, иногда мясо утки, гуся или цесарки, а иногда дичь с сосисками и устрицами, и на этой основе делается густой суп гамбо. Во время Великого поста бабушка делала зеленый гамбо на соусе roux только с овощами вместо мяса.
Бабушка оказалась права. Мы были на месте вовремя, но покупатели появились гораздо раньше, чем обычно. Подходили и ее старые друзья или соседи-кайены, узнавшие о couchemal и желающие услышать рассказ самой Grandmere. Некоторые из них уселись вокруг и перебирали подобные истории, услышанные ими от родителей или дедов.
Почти в полдень мы с удивлением увидели проезжающий мимо серебристо-серый лимузин, изысканный и длинный. Внезапно он остановился и очень быстро подал назад. Задняя дверца открылась, и из него вышел высокий, худой мужчина с оливковым оттенком кожи и темными, но начинающими седеть волосами. За ним в лимузине слышался женский смех.
– Успокойся, – проговорил он, затем повернулся ко мне и улыбнулся.
Привлекательная блондинка с сильно подведенными глазами, толстым слоем румян и комками помады на губах высунула голову в открытую дверцу машины. Длинное жемчужное ожерелье свисало с ее шеи. На даме была блузка из ярко-розового шелка. Несколько верхних пуговиц были расстегнуты, поэтому я не могла не заметить, что грудь ее была почти открыта.
– Поторопись, Доминик, вечером у меня обед в «Арно», – с раздражением воскликнула дама.
– Успокойся. У нас еще масса времени, – не оглядываясь, проговорил мужчина. Его внимание было приковано к моим рисункам. – Чьи это работы? – спросил он.
– Мои, сэр, – ответила я. Мужчина был одет очень дорого – в белоснежную сорочку из мягкого хлопка и красиво сшитый костюм темно-серого, как древесный уголь, цвета.
– Неужели?
Я кивнула, и он подошел поближе и взял картину с цаплей. Подержал ее на расстоянии вытянутой руки и произнес:
– У вас природный дар. Пока еще примитивно, но в своем роде замечательно. Вы учились?
– Немного в школе и по старым художественным журналам.
– Замечательно.
– Доминик!
– Замолчи, ладно? – Он усмехнулся мне, будто хотел сказать: «Не обращайте на нее внимания», а затем посмотрел еще две мои картины. Для продажи я выставила пять. – Сколько вы за них просите? спросил он.
Я взглянула на бабушку Катрин, стоявшую с миссис Тибодо; их разговор затих с тех пор, как остановился лимузин. Взгляд бабушки казался отрешенным. Она будто всматривалась в глубь этого красивого, богатого незнакомца, отыскивая что-то, что выдало бы в нем нечто большее, чем просто туриста, поклонника местного колорита.
– Я прошу по пять долларов за картину, – ответила я.
– Пять долларов! – рассмеялся мужчина. – Во-первых, вы не должны просить одну и ту же цену за каждую, – поучал он. – Эта вот, цапля, явно потребовала больше работы. Она раз в пять больше напоминает настоящую картину, чем все остальные, – с уверенностью заявил он и повернулся к бабушке Катрин и миссис Тибодо, будто они были его студентами. Потом незнакомец вновь обратился ко мне: – Вы только посмотрите на детали… То, как вы схватили движение крыльев цапли и воду. – Он прищурился и поджал губы, пока смотрел на картину, а потом решительно кивнул. – Я дам вам пятьдесят долларов за все пять картин как предварительную оплату, – заявил он.
– Пятьдесят долларов, но…
– Что вы подразумеваете под предварительной оплатой? – спросила бабушка, подходя к нам.
– О, простите, – произнес джентльмен. – Я должен был представиться. Мое имя Доминик Легран. Я владелец художественной галереи во Французском квартале, она называется просто Галерея Доминика. Вот. – Он вынул из кармана визитную карточку. Бабушка взяла карточку и зажала ее в своих маленьких пальчиках, чтобы рассмотреть.
– А это… предварительная оплата?
– Думаю, что смогу получить за эти картины значительно больше. Обычно я просто беру в галерею работы художника без какой-либо оплаты, но сейчас хочу показать, что высоко ценю работы молодой девушки. Она ваша внучка?
– Да, – ответила бабушка. – Руби Ландри. Обещаете ли вы наверняка, что ее имя будет указано рядом с картинами? – Этот вопрос меня удивил.
– Конечно, – улыбнулся Доминик Легран. – Я вижу, она поставила свои инициалы в уголке. – Он повернулся ко мне. – Но в будущем пишите там свое полное имя, – наказал мужчина. – И я действительно верю, что у вас есть будущее, мадемуазель Руби. – Он вынул из кармана пачку денег и отсчитал пятьдесят долларов – больше, чем я получила раньше за все свои картины. Я взглянула на бабушку Катрин, она кивнула, и я взяла деньги.
– Доминик, – опять позвала женщина.
– Иду, иду. Филип, – окликнул джентльмен, и шофер вышел из машины, чтобы поместить мои картины в багажник лимузина. – Осторожно, – сказал ему Легран. Затем он записал наш адрес. – Вы получите от меня сообщение, – пообещал он, садясь в лимузин. Мы с бабушкой стояли рядом и смотрели, как отъезжает длинный автомобиль, до тех пор пока он не скрылся за поворотом.
– Пятьдесят долларов, Grandmere! – воскликнула я, размахивая деньгами. На миссис Тибодо это произвело большое впечатление, но бабушка казалась скорее задумчивой, чем счастливой. И даже немного печальной.
– Началось, – проговорила она голосом чуть громче шепота, и глаза ее были устремлены туда, где скрылся автомобиль.
– Что началось, Grandmere?
– Будущее, твое будущее, Руби. Эти пятьдесят долларов – только начало. Ни в коем случае не говори ничего об этом, если приплетется твой Grandpere Джек, – приказала бабушка и вернулась к миссис Тибодо, чтобы продолжить обсуждение couchemal и других злых духов, которые таятся вокруг ничего не подозревающих людей.
Но мне было трудно сдерживать восторг. Весь остаток дня я была на взводе, мне не терпелось дождаться прихода Поля, не терпелось все ему рассказать, и я смеялась про себя, думая, что сегодня вечером сама смогу угостить его мороженым, хотя и знала, что Поль не позволит мне платить. Он был слишком горд.
Единственное, что помешало мне взорваться от нетерпения, так это успешная торговля. Мы продали все одеяла, простыни и полотенца, а бабушка продала полдюжины баночек травяных снадобий. Мы продали даже заспиртованную лягушку. Весь суп гамбо был съеден туристами, так что бабушке пришлось дома готовить еще одну порцию для нашего собственного обеда. В конце концов солнце исчезло за деревьями, и бабушка объявила, что наш день у дороги окончен. Она была очень довольна и напевала, готовя обед.
