Эрик достал деньги и смотрел на них так, как если бы вдруг забыл, что собирался с ними сделать.
Внезапно ее волнение переросло в ужас. Он не собирался целовать ее! А ей так этого хотелось. Джасинда не могла бы объяснить даже самой себе эту сумятицу в своей голове… Все, что она понимала сейчас, было то, что он стоял перед ней, такой высокий, привлекательный и возбуждающе мужественный. И у нее почти сформировалось осознанное желание оказаться в его объятиях.
Наконец он поднял глаза. Его взгляд был пристально внимательным, и он спросил тихо:
— Вы не возражаете, если я вас поцелую?
— Нет. Я… я хотела бы… — выдохнула она.
Она запрокинула голову, когда он нагнулся, чтобы коснуться своими губами ее уст. Ее длинные ресницы вспорхнули, и она медленно закрыла глаза.
Сначала их губы слегка коснулись друг друга, затем слились воедино. Она ощутила вкус жженого сахара и что-то еще, едва уловимое, возможно, едва сдерживаемое желание, исходящее от него, а может быть, и от нее самой. Он прижался сильнее, и его губы стали более настойчивыми. Сладкое трепетное томление растекалось в ней подобно лучам солнца. Затем настойчивое давление и сладкий вкус его губ вдруг пропали. Он оторвался от нее и поднял руку, поправляя растрепавшиеся волосы.
Кто-то еще оставлял холодные безликие поцелуи на ее щеках после этого, но Джасинда едва замечала их. Она была охвачена сладким ощущением томления в груди. Еще долго после того, как Эрик, пожав ей руку, отошел от будки, она пыталась следить за ним в толпе. Наконец ее глаза перестали отыскивать его возвышающуюся над всеми светловолосую голову, и она поняла, что Эрик ушел. Джасинда постепенно освобождалась от оцепенения.
— Дорогая? — кто-то дотронулся до ее руки.
Джасинда от неожиданности вздрогнула и лишь затем увидела стоявшую рядом Мейзи.
— Ты собираешься уходить?
— Да, — она заметила, наконец, что зал уже опустел.
Джасинда покорно пошла за Мейзи, ее ноги двигались сами по себе, в то время как мысли блуждали где-то далеко-далеко.
— Было очень много народа, и я думаю, что мы насобирали много денег, — сказала Мейзи.
— Угу, — задумчиво произнесла Джасинда.
Означал ли этот поцелуй что-нибудь для Эрика? Или это был просто ничего не значащий флирт?
Мейзи болтала без остановки, пока они шли к машине.
— Ты видел Кристофера, Лэнн? По-моему, он стал еще толще. Конечно, все Варнеры склонны к полноте. Садись, дорогая.
— Что ты считаешь главным для семьи Эрика Фортнера? — спросила неожиданно Джасинда.
— Деньги, — не задумываясь ответила Мейзи.
В понедельник вечером Филип сидел на софе рядом с Джасиндой и покручивал кубики льда в стакане. Каштановые волосы у него были хорошо уложены, голубая рубашка гармонировала с цветом его глаз.
— Семинар в Омахе оказался мертворожденным ребенком. Докладчики говорили и говорили, в то время как добрая половина студентов заснула в своих креслах, и я не могу винить их за это.
Он обернулся к ней.
— А ты как провела свой уик-энд?
— Чудесно, — Джасинда задумчиво улыбнулась. — В пятницу вечером я помогала продавать всякие варенья и соленья на ярмарке в школе.
Хотя Джасинду совершенно не смущала ее сомнительная деятельность в будке для поцелуев, но, по некоторым соображениям, она воздержалась рассказать об этом.
Филип усмехнулся.
— Я серьезно, Джасинда, что ты там нашла особенного?
Она посмотрела на него слегка раздраженным взглядом.
— Я действительно была на ярмарке в школе и…
Филип мгновение молча разглядывал ее.
— Ну и как там было?
— Было весело. Я действительно чудесно провела время.
Некоторые события того вечера до сих пор стояли у нее перед глазами. Она скатывала и снова раскатывала мягкий коврик пальцами босых ног, думая о засахаренных яблоках, кокетливых улыбках и об одном окончательно выбившем ее из жизненной колеи поцелуе.
— Полагаю, что это может быть любопытным лишь один только раз. Проблема с этими народными развлечениями заключается в том, что они очень быстро приедаются.
— Возможно, ты прав, — кратко согласилась она.
Он взглянул на часы.
— Черт возьми, уже поздно. Я должен бежать. Завтра утром у меня лекция. Может быть, вечером мы вместе поужинаем? — предложил он.
Джасинда отрицательно покачала головой.
— Не получится. Завтра у меня трудный день.
Первым делом, с утра она собиралась поехать домой к Эрику, чтобы осмотреть его модель. И она страшно боялась этого. В пятницу вечером она отбросила все заботы в сторону и веселилась с ним до упаду, но завтра она снова станет специалистом-энергетиком и будет вынуждена сказать Эрику горькую правду.
В ее офисе он не понял того, что она окончательно отвергла его проект. Завтра же она сделает это очень убедительно, так что он все поймет. Правда, теперь это будет сделать гораздо сложнее, потому что она сблизилась с ним. Однако, отказывая ему теперь, она не будет испытывать угрызений совести, как раньше, когда думала, что он очень нуждается в деньгах, утешала она себя. Мейзи рассказала ей, что Эрик единственный сын фермера, который удачно вложил деньги в Оклахоме и теперь владеет несколькими нефтяными скважинами.
Филип допил вино и поднялся.
— Я позвоню тебе в субботу.
Она кивнула и проводила его до двери.
— Спокойной ночи.
Он обнял ее и слегка коснулся ее губ. Она чувствовала, что он ждал лишь знака одобрения, чтобы его поцелуй перерос в нечто иное. Но хотя Филип ей очень нравился, она не хотела торопить события. Поэтому Джасинда ласково отстранилась от него.
— Филипп, я… — начала было она оправдываться.
— Шшш… — произнес он.
Филип приложил палец к ее губам и печально улыбнулся.
— Все правильно. Мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга. Я готов подождать.
Он поцеловал ее в щеку и исчез.
Джасинда медленно прошла в спальню. Она немного украсила ее, повесив на голой стене плакаты с видами европейских городов и купив для кровати покрывало с голубыми и красными цветами. Скинув туфли и сбросив одежду, она скользнула под одеяло. В ее темной квартире, было тихо и спокойно. По ночам в Нью-Йорке из своей квартиры на шестом этаже она могла слышать шум машин на улице, ощущать запахи выхлопных газов, а иногда до нее доносились возгласы таксистов, перекликающихся друг с другом. Здешняя тишина просто угнетала ее. Иногда становилось так тихо, что у Джасинды возникло жуткое ощущение, будто она одна-одинешенька во всей вселенной. Не раз она вставала ночью, чтобы выглянуть из окна и убедиться, что существует и другая жизнь — в домах светят окна, на удаленных улицах шуршат шинами машины — или отмечала что-нибудь еще позволяющее ей ощутить свою связь с окружающим миром.
