Девочка или женщина, какая теперь разница? Рэн шепотом выругался. Внезапно его внимание привлекли несколько оленей, пасущихся у дороги. Предполагалось, что они не должны выходить с территории парка, прилегающей к дому и отведенной под пастбище. Должно быть, в изгороди есть дыра — в той новой изгороди, на постройку которой ушли почти все его скудные сбережения. А значит… В округе ходили слухи о ворах; местные фермеры часто жаловались на кражи скота.
Как только он отвезет Сильвию в дом, надо будет прогуляться по окрестностям и проверить изгородь.
Сильвия поморщилась, когда колесо «лендровера» угодило в яму, и с трудом удержалась от вскрика. По крайней мере, ей показалось, что крик боли она сдержала, но Рэн все же что-то почувствовал и резко спросил:
— Что случилось? Что с тобой?
— Ничего… Просто болит голова, — выдавила она и покраснела, поняв, что Рэна обмануть ей не удастся.
— Болит голова? По-моему, это сильнейшая мигрень. У тебя есть какие-нибудь лекарства или…?
— Это не мигрень. Это… у меня… от усталости. Это… случается время от времени. Поездки… перелеты…
Рэн поджал губы.
— Что с тобой, Сильвия? — тихо спросил он. — Почему тебе так трудно признать свою слабость? Что заставляет тебя из кожи вон лезть? Любой человек на твоем месте, которому бы пришлось перелететь через Атлантику и проехать без остановки пятьдесят миль, непременно отдохнул бы перед работой, но ты…
— Может это и в обычаях британцев, но в Америке все по другому, — резко ответила Сильвия. — Там в людях ценят способность работать в полную силу и…
— И загонять себя до полусмерти? Я думал, Ллойд… — Рэн замолчал, не желая говорить о тех взаимоотношениях, которые, по его мнению, связывали Сильвию и ее начальника. — Я думал, он заботится о тебе… дорожит тобой…
Сильвия уселась ровно, не обращая внимания на пульсирующую головную боль, и сердито взглянула на Рэна.
— Ллойд не… не…
Она умолкла, покачав головой. Как она сможет рассказать Рэну или кому бы то ни было о своих побудительных мотивах, о своих воспоминаниях и страхах? В переходном возрасте она совершила слишком много глупостей, доставила неприятности самым близким людям, а о своей связи с Уэйном ей придется сожалеть до конца жизни.
В то время Сильвия, конечно, не представляла, что он за человек. В своей наивности она даже не догадывалась, что он не просто рубаха-парень, покупающий горсть наркотических таблеток и раздающий их своим друзьям на дискотеке.
Когда она бросила университет и прибилась к Уэйну и его компании, то очень быстро поняла свою ошибку. Сильвия знала, что будет вечно благодарна Алексу и Молли не только за то, что они помогли ей выпутаться из опасной ситуации, но и за то, что они поддержали ее, поверили в ее раскаяние и помогли вернуться к нормальной жизни.
Они с Уэйном не были любовниками, хотя многие из ее знакомых не могли в это поверить, как и в то, что Сильвия не употребляла наркотики. Но общение с ним наложило на нее отпечаток, она узнала о многих грязных сторонах жизни. После того, как Алекс, уладивший ее отношения с матерью и с университетскими преподавателями, помог ей восстановиться в университете, она поклялась себе, что отплатит ему и Молли за их любовь и поддержку, доказав, что все их усилия были не напрасны.
Вернувшись к учебе, она заработала репутацию затворницы и зубрилы; с вечеринками и свиданиями было покончено, а наградой за подобное отношение послужили отличные оценки на экзаменах.
А теперь, как и в случае с Алексом и Молли, Сильвия старалась оправдать доверие Ллойда. Это правда, что иногда она доводит себя до переутомления… но от этого слова Рэна почему-то не кажутся менее обидными.
Если Сильвия так уж старалась проявить свою энергию и деловитость, зачем ей желать, чтобы Рэн обращался с ней более мягко, заботливо или даже нежно…
— Какого черта ты не сказала, что тебе плохо?
Резкое замечание Рэна нарушило ход ее мыслей, высветив всю их глупость и наивность.
— Это еще зачем? Вряд ли акционерам Траста понравилось бы, если бы я принялась растрачивать время, а следовательно и деньги, на болтовню о своем здоровье. Мы с тобой давно знакомы, Рэн, но насколько я понимаю, сейчас нас связывает только дело.
Прошло несколько секунд, прежде чем Рэн удостоил ответом ее выразительную речь. Сильвия уже решила, что он и вовсе ее не слушал, как вдруг он обернулся и произнес:
— То есть, между нами теперь чистый бизнес и только?
Сильвии потребовалось все ее мужество, чтобы встретиться с ним взглядом, но каким-то образом ей это удалось, хотя дыхание у нее замерло, а сердце заныло почти так же, как и голова.
— Да.
Рэн первым отвел взгляд, его лицо окаменело.
— Что ж, как хочешь, — резко ответил он.
Его ответ вместо чувства облегчения вызвал в ней… что? Разочарование из-за того, что Рэн не стал возражать, не дал ей возможность вступить в спор. Но зачем? Что она хочет ему доказать?
Разозлившись на себя, Сильвия покачала головой. Естественно, ей нечего доказывать. Она высказала все, что хотела, и теперь Рэн понял, какими она видит их будущие взаимоотношения. Теперь он твердо знает, что если бы не его сделка с Трастом, у Сильвии не было бы ни причин, ни особого желания иметь с ним дело.
Впереди мелькнула небольшая рощица. Рэн свернул и, промчавшись мимо красной кирпичной стены, въехал в распахнутые ворота.
От показавшегося за воротами дома у Сильвии перехватило дыхание.
Она привыкла к величественным и красивым зданиям, к изысканной архитектуре, к такому великолепному пейзажу и внутреннему убранству, что глаз нельзя было отвести. Но это было нечто иное.
Этот дом казался ей настолько знакомым, как будто она уже ходила по его коридорам, исследовала каждую комнату, каждый уголок. Это был дом, который она рисовала себе в своих детских фантазиях. Дом, предназначенный для семьи, о которой она так долго мечтала.
Сильвия, как зачарованная, смотрела на стены из красного кирпича, отмечая взглядом профессионала идеальную симметрию окон. Старая глициния заплетала всю стену фасада, ее ствол и ветви казались серебристо-серыми на теплом оттенке камня; время ее цветения уже прошло, но густая зелень листвы продолжала радовать глаз.
Перед тем, как мать Сильвии вышла замуж во второй раз, они жили в маленькой лондонской квартирке. Мама была очень общительным человеком и постоянно участвовала во всяких благотворительных делах, но Сильвия никогда не чувствовала себя уютно в изысканно обставленных комнатах. До папиной смерти у них был большой дом в окрестностях Лондона, и Сильвия скучала по той свободе, которую давала ей сельская жизнь.
