– Я очень рада, что вы пришли, – поспешно проговорила она. Лучше было продолжать беседу, пусть даже возбуждающую, провокационную, чем позволить себе подобные мысли.
Парнелл ничего не ответил на это, лишь одарил ее нежной ласковой улыбкой. И без всякого вступления произнес:
– Будучи в Америке, я на некоторое время вообразил, что влюбился в некую молодую особу. Как-то раз она передала мне стихи, написанные каллиграфическим почерком, и попросила меня прочесть их; и я понял, что если она ожидает от меня того, что я буду жить согласно написанному в этих стихах, то я жестоко разочарую ее. Поэтому мы распрощались с ней.
– А что это за стихи?
– Хотите, чтобы я процитировал их вам?
– Пожалуйста.
Читал он тихо, но она все равно ощутила красоту его голоса:
Если не способен ты целыми днями бродить в толпе
С рассеянностью вечной на лице,
Если не способен ты мечтать о том, что вера твоя
Прочна и неизменна…
Да и не важно, надлежит тебе сие иль нет,
Но, если ты не способен умереть, когда мечта сия пройдет,
О, никогда не называй это любовью.
– По-моему, это Элизабет Барретт Браунинг, – помолчав, сказала Кэтрин.
– Да, это она.
– Чтобы так поступить, надо быть очень деликатным, когда речь идет о чьей-либо любви. – Кэтрин подумала о Вилли, и на ее лице появилась кривая улыбка.
– На такое способны немногие.
– Очень немногие.
– Для молодой и красивой женщины вы рассуждаете очень скептически, миссис О'Ши. Вероятно, вы все еще подвержены иллюзиям, не так ли?
Прозвенел звонок, оповещающий о начале второго акта, и все поспешили занять свои места. Кэтрин очень обрадовалась, что их беседа прервалась, поскольку довольно короткий разговор принял очень опасный поворот. Она была сильно напугана, но одновременно пребывала в чрезвычайно приподнятом настроении. Ей просто не верилось, что такое могло с ней случиться. И все же она понимала, что происходящее – несокрушимая правда. Женское чутье никогда не изменяло ей. По-видимому, и он осознавал это. Ибо, как только свет погас, он безрассудно положил свою руку на ее.
– Знаете, вполне возможно превратить иллюзии в реальность, – прошептал он, когда громко заиграл оркестр. – Я всегда верил, что не существует ничего невозможного. – Он немного помолчал, затем быстро спросил: – Вы когда-нибудь бывали в палате общин? Когда-нибудь сидели в галерее для женщин[11]?
– Нет. Но теперь, поскольку мой муж – член парламента, я, наверное, однажды появлюсь там.
– Значит, я стану вас искать. Что ж, посмотрим, что с нами будет дальше.
Будет дальше… Тетушка Бен совершенно естественно и даже с восхищением восприняла внезапное намерение Кэтрин заняться политикой. Безусловно, ее должна интересовать новая профессия ее мужа. Возможно даже, Вилли удивит их обеих, доказав, что он способен стать неплохим политиком. В общем-то, он всегда не лишен был остроумия и хотя ленивого, но здравого ума.
– Пора, чтобы кто-нибудь сделал что-то для бедной Ирландии. И этот человек должен быть ирландцем, если уж такого не найдется в Англии. Мы начали кое-чего добиваться во время великого голода. Я сама организовала денежный фонд помощи бесплатным столовым для нуждающихся. Но потом пошли преувеличенные слухи и всевозможные рассказы о том, сколько людей умирает от голода. Ирландцы вообще склонны к преувеличениям. И мы опять стали забывать обо всем этом, к нашему преогромному стыду. На мой взгляд, мы, англичане, всегда считали их слишком чрезмерными во всем – в их религии, в нищете, легендах, в их мучениках и даже в том, как они умирают. Ведь так утомительно и скучно превращать совершенно естественное событие в мелодраму. Не забывай, Кэтрин, мне бы, например, очень не хотелось какой-либо суматохи, когда Господь призовет меня к себе. Мне не нужны ни свечи, ни плакальщицы. Я бы хотела просто исчезнуть, испариться, как тает снег. Но, несмотря на то, что ирландцы во всем чрезмерны, это не повод для нас пренебрегать ими. – И хотя тетушка часто говорила бессвязно, то и дело перескакивая с одной темы на другую, ни одно из ее замечаний не было бессмысленным или сказанным не к месту. Кэтрин научилась выслушивать ее очень внимательно. – И если они необузданны, беспокойны и даже диковаты, это лишь оттого, что у них нет строгого лидера. Какого-нибудь уравновешенного, умного человека. Но, увы, зная эту страну, полагаю, на его появление можно только надеяться.
– Вовсе нет, тетушка. Я знаю, что такой человек у них уже есть.
– По-моему, ты имеешь в виду молодого мистера Парнелла. Но, дитя мое, он очень невоспитан, раз не явился на твой званый ужин.
– Он не распечатал моего письма. И явился ко мне в следующий раз.
Тетушка украдкой взглянула на Кэтрин.
– О, вижу, ты простила его. Вчера мне о нем читал мистер Мередит. Парнелл был великолепен в парламенте. И очень красноречив. Вилли следует взять у него несколько уроков. Возможно, тебе придется вдохновить его, Кэтрин.
– Именно это я и намерена сделать, тетушка Бен, – тихо проговорила Кэтрин. – Как-нибудь я приведу его к вам в гости.
– О, конечно, обязательно сделай это, дорогая! Мне навсегда запомнились великолепные манеры Даниела О'Коннела. Обладает ли такими манерами мистер Парнелл, или он еще слишком молод?
– На мой взгляд, у него исключительные манеры.
– Очень занятно! Как ты думаешь, он способен добиться большего, чем мистер Гладстон? Должна тебе признаться, что мистер Гладстон, на мой взгляд, слишком самонадеян. Я рада, что королева время от времени отсылает его от себя. О Кэтрин, милочка, ты уже уходишь?
– Мне пора, тетушка Бен, если я хочу увидеть девочек перед тем, как они усядутся за свои дневные занятия. И еще мне надо ненадолго съездить в город, чтобы послушать дебаты по поводу нового Земельного акта. Уверена, ваши надежды сбудутся и мистер Парнелл добьется большего, чем мистер Гладстон. Если не в этом году, то уж в будущем – обязательно.
– Как это мило, дитя мое. Мне совершенно ясно, на чьей ты стороне. По-моему, тебе просто не нравятся седины бедняги мистера Гладстона. Ну ладно, ступай скорей, расскажешь мне обо всем завтра.
И вот, впервые сидя на женской галерее и глядя вниз, Кэтрин думала, как ей разыскать его на скамьях ирландцев. Однако по какому-то сверхъестественному наитию, ее взгляд сразу упал прямо на него, и в тот же самый миг он увидел ее – это было несомненно, ибо он поднял руку в приветствии. Она еле заметно кивнула и только потом осознала, что ее рука крепко прижата к сердцу, которое неистово билось в ее груди. Наверное, если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ней в эти мгновения, он безошибочно угадал ее чувства, так как ее вид полностью выдавал их.
